— Сегодня?

— К сожалению, совсем.

— А что случилось? Он у вас больше не работает?

— Он вчера погиб в автомобильной катастрофе. А кто это?

Я повесил трубку. Итак, сюрпризы сыпались один за другим. Я был настолько ошарашен, что в душе даже не ощутил чувств, которые должны появиться у каждого нормального человека, когда он узнает о смерти хорошего знакомого. Внезапно мне вспомнилось поведение Вельзевула, когда я вернулся домой после первого посещения клуба. Он волновался тогда так, как если бы в квартире был чужой. Рощин погиб на следующий день после того, как приехал ко мне на квартиру и сообщил мне информацию о «друзьях». Ясно. В тот вечер мне в квартиру засунули «жучка». Ну, надо же быть таким идиотом, чтобы не сообразить, что, если уж они строили относительно меня какие-то планы, то прослушка была неизбежна. В офис у них возможности проникнуть нет. Об этом позаботился Баранов. А вот квартиру оборудовать — только подозрения вызывать. Это и стоило жизни бедолаге Рощину. (О том, что мне это тоже может стоить жизни, я в тот момент как-то не сообразил). Анализируя все это, я почувствовал холодное бешенство. Как полгода назад. Я снова был бойцом ГОН. «Да, — усмехнулся про себя, — вы ребята умные. И те, и другие. Но вы никогда не сможете предусмотреть все. Как это сказал тот дядя в кофейном зале? На каждую кодировку есть удавка». Я сел за стол, взял лист бумаги и начал писать:

1. Гусенко

2. Новиков

3. Белкин

4. Эдуард Валентинович и его сотрудники…

Набралось пятнадцать фамилий, преимущественно членов клуба. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», — сказал я вслух, стараясь сделать свой голос ласковым, как у Николая Ивановича. Затем нажал кнопку селектора и таким же ласковым голосом сказал: «Вызови-ка ко мне Богданова, моя прелесть».

Должен сказать, что за исключением приведения в исполнение смертного приговора в соответствии с только что составленным списком, у меня не было никакого плана действий. Я теперь отрезан от «Центра», и Баранов уже не будет присылать мне информацию. Но у меня есть ниточки. И самая первая — это институт Эдуарда Валентиновича. Если Богданов сумеет провести меня в институт и захватить Любимова или хотя бы одного из его ассистентов, то я узнаю массу интересных, а главное, полезных вещей.

— Вызывал, начальник? — в дверях стоял Богданов.

— Проходи. Садись.

Баранов сел за журнальный столик и сразу же вынул из папки и разложил какие-то чертежи. Я вышел из-за стола и сел напротив него.

— Дела принимают нешуточный оборот, — сказал он очень серьезно. — Твоего советника вчера взяли.

Он внимательно посмотрел на меня и с удовлетворением убедился, что я очень удивлен. Он только не знал, что удивлен я не пропажей Винера, а тем, что ему это известно.

— Откуда ты это знаешь?

— Ты же сам велел понаблюдать за ним. Два моих рекса его пасли круглосуточно. Я ведь был уверен, хоть ты и не говорил этого, что Винер под подозрением.

— И что?

— Его взяли вчера в восемнадцать тридцать пять возле его дома, когда он вылез из машины.

— Это твои рексы видели?

— Конечно.

— Почему же они не воспрепятствовали этому?

Баранов засмеялся с явным превосходством:

— Потому, что у них был приказ наблюдать, а не защищать. — Откуда они знали, кто его берет. Ты сам виноват. Должен был сказать, что его пасут.

— Как его брали?

— Молниеносно. Работали профессионалы. Я только сейчас понял, почему ты так настаивал на проникновении в институт.