Девка завизжала и выскочила из кухни.

– Ничего, вкусна пища,— одобрил Васька.

Дед Савка как вошел, так и прирос сапогами к полу с вытаращенными глазами и с поднятой рукой — хотел, видать, перекреститься, да не донес до лба сложенные в щепоть пальцы.

– Ос–споди…— выдавил он наконец из себя.— Никак ты живой, Василий? Бож–же мой, а я уж думал, что у тебя вся мозга наружу вылезла…

– М–м… иди попробуй тесто,— облизывая пальцы, промычал Васька.— Царская пища!

Дед Савка так и подпрыгнул.

– Ах, варнак! — взвизгнул он.— Каторжная твоя душа, что выдумал! Да ведь Пафнутьевна за это тесто нас с тобой живьем съест! Лахарик несчастный!

Старик резво подбежал к столу, кое–как привел в порядок разрытое тесто и, как муравей дохлую муху, потащил обмякшего, хихикающего Ваську в темный угол за печкой.

– Ах, ах, вот несчастье–то,— по–бабьи причитал он.— Тут шуба лежит, ложись–ка да спи, чтобы Пафнутьевна тебя не увидела… Ах, варнак, как есть варнак…

Часа через два принес черт Жухлицкого. Ступив через порог, Аркадий Борисович остановился, навострил уши, прищурился и повел глазами. В кухне в этот час случилась одна девка,— заметив хозяина, она бестолково засуетилась, роняя ложки и вилки. Аркадий Борисович милостиво махнул рукой, сделал шаг и снова стал, прислушиваясь. Оглядел темные углы — так и есть: справа, между печью и стеной, кто–то лежал. Жухлицкий подошел, нагнулся, вглядываясь, и невольно содрогнулся, да и было от чего — на полу в полумраке запечья смутно виднелась совершенно нелюдская харя — вся в каких–то жутких белых струпьях и шишках. Аркадия Борисовича в первый миг даже оторопь взяла.

– Эт–т–то что за сволочь здесь валяется? — невольно делая шаг назад, вопросил он.

Девка хихикнула в своем углу, побрякивая кастрюлями.

– Ну? — повысил голос Аркадий Борисович.— Тебя спрашивают, кобыла гладкая!

– Ой, да Купецкий Сын это,— затараторила девка, всплескивая руками.— Набрался винища да возьми и залезь прямо мордой в тесто да давай его жрать. Так сырым его жреть, так и жреть…. перемазался весь, чавкает, как чушка… Ой, смеху–то!.. Уж Пафнутьевна так серчала, так серчала… А он завалился и спить, и спить себе без задних ног!..

– Тесто выбросить свиньям! Ступай скажи казакам, чтобы пришли выкинуть отсюда эту тварь!.. Хотя постой, я его сам сейчас.

Аркадий Борисович пинками привел Купецкого Сына в какое–то подобие чувства, мощной дланью ухватил его за ворот, и только Васькины подошвы мелькнули на пороге.

С грохотом скатившись с крыльца, Купецкий Сын окончательно пришел в себя. В темноте над головой гремел хозяйский бас:

– Раскидайка! Соболь! Кусь его! Взы! Ату! Лю-лю–лю!.. Вжикнуло по проволоке кольцо, брякнули цепи,— налетели псы, задыхаясь от ярости, и пошли катать Ваську, полосовать на нем одежонку.

– Ой–ой–ой! — заорал Купецкий Сын благим матом.— Спасите, люди добрые!

На шум выскочил из сторожки дед Савка. Закричал не хуже Васьки, втерся в кучу малу, пихаясь ногами и прикладом берданки, отогнал собак. Подслеповато моргая, разглядел на крыльце хозяина.

– Эх, Аркадий Борисович,— сказал укоризненно.— Нехорошо так–то. Живого человека едва собакам не скормил…

– Молчи, старый пень! — лениво отозвался сверху Жухлицкий.— Гляжу, много понимать стал!.. А Ваську вон со двора!

Распорядившись таким образом, Аркадий Борисович ушел в дом продолжать веселье.

Ахая и причитая, дед Савка помог Ваське подняться и, бережно придерживая, повел в сторожку.