Раскрасневшаяся Пуфнутьевна, засучив рукава, мяла тесто, раскатывала его, снова терпеливо скатывала в колобок и еще успевала разговаривать с примостившимися на конце стола дедом Савкой и Васькой Разгильдяевым. Купецкий Сын и дед Савка играли в дурачка; проигравшего били картами по носу. Рядом стоял штоф водки, выданный игрокам раздобрившейся Пафнутьевной. Купецкий Сын время от времени жмурился, крутил головой, втягивая жилковатым носом сладкий кухонный чад.

– У–у…— страстно мычал он.— А–аа… ну–у…

– А мы его по пупам, твоего короля, по пупам! — азартно хихикал дед Савка, обнажая беззубые десны.— Во как, во как!

– Да будете вы, идолы, слушать дальше или нет? — сердилась Пафнутьевна, налегая в сердцах на тесто.

– А мы, матушка, того…— поспешно отвечал дед Савка.— Того–этого…

– Так, значит, вот,— продолжала Пафнутьевна.— Пошла я третьего дня по воду. А рано–рано еще, солнышко краешек самый кажет. Подхожу я это к реке — батюшки! — она и плывет!

– Ну–у? — дед Савка как замахнулся картой, так и замер.— Так и плывет?

– Кто плывет–то? — с усилием ворочая языком, спросил Купецкий Сын, прослушавший начало рассказа.— Баба, что ль? Голая, а? Гы–ы…

– Дурак ты,— спокойно сказала Пафнутьевна.— Русалка плывет. Волосы золотые так и плывут поверх воды, так и плывут. И гребень на виду.

– Гребень? — опять не понял Купецкий Сын.— Какой гребень? Как у петуха?

– Тю–ю! — засмеялась Пафнутьевна.— Сказал! Вот уж истинно: ни тити–мити, ни боже мой!

– Ты играй, играй,— спохватился дед Савка.— Тебе ходить.

Купецкий Сын проиграл и на этот раз. Дед Савка радостно захихикал, взял пухлую колоду засаленных карт и со смачным хеканьем, с оттяжкой принялся бить Ваську по носу.

– Легче, легче,— гнусаво ныл Купецкий Сын.— Изверг, креста на тебе нет.

Девки побросали ухваты, поварешки и, радостно визжа, столпились вокруг.

– Ой, что делают, что делают! — вскрикивала Пафнутьевна, кудахтала от смеха и вытирала слезы цветастым оборчатым передником.

– Ну, будя с тебя! — сжалился наконец дед Савка и разлил по стаканчикам водку.—- На–ко, попей, горемычный, да утешься.

Васька, шмыгая припухшим носом, выпил, помотал башкой и снова начал сдавать карты.

Пафнутьевна между тем вмесила все масло в тесто, и вышло оно пухлое, как здоровенькое дитя, пышное, золотистое да на вид легкое. Загляденье!

Купецкий Сын засопел, заурчал, глотая слюни.

– Э–эх, мать честная, и едят же люди… Дед, налей еще по одной.

– Глаза б мои на вас не глядели! — больше по привычке запричитала Пафнутьевна.— Да когда ж вы ею, проклятой, нальетесь по самые уши? Знать уж, не бросите окаянную, пока не ляжете повдоль лавки!

– Тш… Пафнутьевна,— урезонивал ее Васька, поднимая растопыренную грязную пятерню.— Тш… Не бого–буль… хуль… хульствуй!.

– Чаю бы лучше попили,— сказала уже с порога Пафнутьевна.— С монпасеей!..

– Чай — не водка, много не выпьешь,— кротко заметил дед Савка, выпил и умиротворенно вздохнул.