|
Но, увидев секиру, он подумал, что они хотят обезглавить Иоканана. Он остановил ликтора при первом же взмахе секиры, просунул между бронзовым щитком и камнями нечто вроде крюка, затем, вытянув худые длинные руки, слегка приподнял щиток; тот отвалился. Все удивились силе этого старика. Под крышкой с деревянной обшивкой находился трап одинаковых с нею размеров, Маннэи ударил кулаком, и трап распался на две створки. Тогда увидели дыру, огромную яму, куда спускалась лестница без перил; и те, которые нагнулись, различили на дне ее что-то неясное и страшное. На земле распростерлось человеческое существо; длинные волосы перепутались с шерстью шкуры, покрывавшей его спину. Человек поднялся. Лбом он касался решетки, горизонтально вделанной в яму, и время от времени исчезал в глубине своей норы. Солнце играло на верхушках тиар, рукоятках мечей, накаляло каменные плиты; над двором, вспархивая с фризов, кружили голуби, - в этот час Маннэи обычно кормил их зерном. Он сидел на корточках перед тетрархом, который стоял рядом с проконсулом. Сзади них галилеяне, священнослужители, воины образовали круг. Все молчали в тревоге перед тем, что случится. Сначала донесся глубокий, замогильный вздох. Иродиада услыхала его на другой стороне дворца. Как завороженная, прошла она сквозь толпу; и она внимала ему, положив руку на плечо Маннэи, склонив стан. Раздался голос: - Горе вам, фарисеи и саддукеи, порождение ехидны, мехи надутые, кимвалы звучащие! Все узнали Иоканана. Имя его переходило из уст в уста. Подбежали еще люди. - Горе тебе, о народ! Горе вам, предатели иудейские, пьяные ефраимиты [28], вы, жители тучных долин, шатающиеся от винного дурмана! Да иссякнут они, как вода, пролитая на землю, расточатся, как слизень пресмыкающийся, как недоносок женщины, которому никогда не увидеть солнца!.. Придется тебе, Моав, прятаться подобно воробью в ветвях кипарисов, укрываться в пещерах подобно тушканчику. И будут сокрушены врата крепостей легче ореховой скорлупы, стены низвергнутся, города пожрет огонь; и не перестанет разить бич Предвечного. В собственной крови вываляет он члены твои, как шерсть в чану красильщика. Как новой бороной, раздерет твою плоть и разбросает куски ее по горам! О каком завоевателе говорил он? Может быть, о Вителлии? Одни лишь римляне могли произвести такое истребление. И раздались жалобы: - Довольно, довольно! Пусть замолчит! Он продолжал еще громче: - Малые дети будут ползать возле трупов своих матерей, лежащих во прахе. Ночью, надеясь на свой меч, люди пойдут добывать хлеб среди развалин. На городских площадях, где ввечеру вели беседу старики, шакалы будут вырывать один у другого кости. |
