Саддукеи
бросились на Иакова. Элеазар продолжал ораторствовать, чтобы привлечь к себе
внимание.
Когда снова водворилась тишина, он накинул свой плащ и, как судья, стал
задавать вопросы:
- Коль скоро пророк умер...
Ропот прервал его слова. Считали, что Илия только исчез. Элеазар гневно
прикрикнул на толпу, продолжая допрос:
- Ты полагаешь, что он воскрес?
- Почему бы и не так? - сказал Иаков.
Саддукеи пожимали плечами. Ионатан, тараща маленькие глазки, старался
смеяться, словно он был шутом. Что может быть глупее притязания тела на
бессмертие! И он продекламировал, нарочно, для проконсула, стих современного
поэта: Nec crescit, пес post mortem durare videtur..." ("Ни расти, ни
продолжать существование после смерти не могут" (латинский))
Между тем Авл, позеленев, с выступившим на лбу холодным потом,
схватился руками за живот и перегнулся через край триклиния.
Саддукеи сделали вид, будто чрезвычайно этим обеспокоены, - на другой
же день им было предоставлено право жертвоприношения. Антипа обнаруживал
отчаяние. Вителлий оставался безучастным; тем не менее тревога его была
сильна, - с утратой сына рушилось все его благополучие.
Не успела еще прекратиться у Авла вызванная им самим рвота, как он
снова хотел приняться за еду.
- Пусть мне подадут мраморный порошок, наксосский сланец, морской воды,
чего-нибудь! Не принять ли мне ванну?
Он стал с жадностью глотать снег, затем, после некоторого колебания,
взять ли ему коммагенский паштет или розовых дроздов, остановил свой выбор
на тыкве с медом. Азиат не спускал с него глаз; этот человек, с такой
легкостью поглощавший столько пищи, казался ему каким-то высшим существом,
почти чудом.
Подали бычьи почки, белок, соловьев, рубленое мясо в виноградных
листьях. А священнослужители спорили по поводу воскресения из мертвых.
Аммоний, ученик платоника Филона [41], считал их глупцами и сообщил свое
мнение грекам, издевавшимся над пророчествами. Маркел и Иаков приблизились
друг к другу. Маркел рассказывал, какое блаженство он испытал от таинств
Митры [42], а Иаков стал убеждать его последовать Иисусу. Вино пальмовое и
тамарисковое, сафетские и библосские вина лились из амфор в кубки, из кубков
в чаши, из чаш - в глотки. Языки развязались, гости изливали друг другу свои
души. Иасим, невзирая на то что был евреем, уже не скрывал своего поклонения
планетам. Купец из Афаки привел в изумление кочевников, расписав им чудеса
храма в Гиераполисе, и они даже полюбопытствовали, во что обойдется им
паломничество. Другие держались веры отцов. Один германец, полуслепой, пел
гимн во славу того мыса в Скандинавии, где являют свой лик лучезарные боги.
А жители Сихема не прикоснулись к жареным голубям из почтительности к
священной горлице Азиме [43].
Многие беседовали, стоя посреди зала, и пар от дыхания, смешиваясь с
дымом светильников, образовал в воздухе туман. |