В последнее время голос и навязчивые идеи все чаще и чаще досаждали ему, заставляя прекратить заниматься тем, что в данный момент он делал. Они приставали к нему с предложениями натворить что-нибудь еще, что было похоже на то, как он собирался выследить Булла Цимера, чтобы выяснять, чем он занимается этим летом, и начать осуществлять очередной план мести, а затем взяться за мисс Бол. Но голос велел ему подождать. Не прошло и несколько недель с того момента, как не стало старого мошенника.

  Стоило подождать.

  И он ждал. Ждать он умел. Он продолжал находиться в стороне от города, лишь иногда приходя туда, чтобы навестить старика: «Ты никому обо мне не рассказывал?» Старик как всегда что-нибудь лепетал о том, что он никому и ничего не говорил, ему вообще не с кем общаться, кроме Оззи. Оззи ударил его в лицо, чтобы объяснить, что может с ним произойти, если он проболтается. Когда из носа старика пошла кровь, то Оззи почувствовал облегчение. Кровь из чьего-либо носа доставляла ему немалое удовольствие. Но в основном он старался не уходить из монастыря, стараясь занять себя работой. «Занятые руки – счастливые руки», - сказала как-то Сестра Анунсиата, вручая ему ведро воды, щетки или метелки для мытья окон. Она выглядела так, будто ее ужалила пчела, и ее лицо распухло. С одним защуренным глазом она была похожа на маленькую куклу из мультфильма, и ему приходилось прятать собственное лицо, чтобы она не заметила, что он смеется. Позже, уходя бродить в поле, он рассматривал уже осыпающиеся желтые цветы, растущие среди сорняков. Они уже отцвели и начинали вянуть, оставаясь достаточно красивыми для того, чтобы преподнести их старой монахине, не придумав для этого чего-либо еще. Он налил воду в пластиковый сосуд и поставил на маленький столик около ее кровати, а затем опустил в сосуд цветы, когда она удалилась на кухню.

  - В честь чего? Спасибо, Оззи, - сказала она позже, обрадовавшись. Ее видящий глаз наполнился слезами.

  - Это лишь старые цветы, - отрубив, сказал он, вдруг непонятно почему рассердившись, и на себя, и на нее.

  «Это было ошибка».

  «Почему ошибка?»

  «Потому что она подумает, что ты  к ней пытаешься подлизаться».

  «Почему я это пытаюсь?»

  «Потому что она подозревает, что это ты убил старого мошенника. Будь с нею осторожен. Она за тобой наблюдает».

  «Нет, она этого не делает».

  Но возможно она за ним наблюдала и что-нибудь подозревала. Он начал что-то замечать, как, например, ее видящий глаз мечется повсюду, особенно застревая на Оззи. Ему начинало казаться, что она этим глазом может пригвоздить его к стене, следить за ним из-за угла или даже через стену. Каждый раз, как он оборачивался, он видел ее опухшее лицо, почти фиолетовую, сморщенную кожу и острый синий глаз.

  Ее лицо смягчилось, стало не таким опухшим, фиолетовый оттенок исчез, и оба глаза открылись. И тогда она стала выглядеть для него менее угрожающе.

  «Она заигрывает с тобой».

  «Почему?»

  «Она притворяется, чтобы не наблюдает за тобой, за каждым твоим шагом, собирая улики».

  «Какие еще улики?»

  «Улики против тебя, в доказательство содеянного тобой. Того, что ты сделал со старым мошенником?»

  «Я тебя не слышу, я тебя не слышу».

  «Слышишь».

  И, конечно же, он все слышал, и, конечно же, начал наблюдать за монахиней. Наблюдать, как она за ним наблюдает. Он находил ее везде, когда входил в монастырь, занимался работой по хозяйству или просто убивал время. Он заворачивал за угол, и там была она со своими хозяйственными хлопотами, и когда он отрывал глаза от обеденного стола, то ее глаз снова был на нем.