Когда я из школы вернулся домой, то мать сказала, что переговоры все еще не закончились. Отец пришел, чтобы принять ванну и быстро перекусить, а затем он вернулся обратно на фабрику.

  Меря разбудил нервозный шорох. Я открыл глаза. В спальне было темно. Сон тут же оставил мое тело. Когда я приподнялся, чтобы увидеть, что происходит, то кровать заскрипела. Я посмотрел на Бернарда. Он спал, как всегда свернувшись в спираль, будто улитка. Около кровати я увидел тусклую фигуру Арманда. Он торопливо натягивал на себя штаны.

  Опираясь на локоть, я прошептал: «Что случилось?»

  Уже натянув на плечи свитер, он поднес палец к губам. Затем, он на цыпочках обошел кровать и подошел ко мне.

  - Я иду на фабрику, - сказал он, став около меня на колени. - Я слышал, о чем они раньше говорили. «Струпья». Их попытаются провести на фабрику перед самым восходом солнца.

  - Я иду с тобой, - сказал я, хотя мне было совсем неприятно оставлять теплую и безопасную постель.

  - Торопись. Уже почти пять…

  Мы выскочили из дома, чуть ли не скатившись по лестнице в странное безмолвие раннего морозного утра. На горизонте небо начинало светлеть, оставаясь черным в зените.

  Когда мы добрались до фабрики, то сразу нашли место в дальнем углу двора, откуда будет удобно наблюдать. Мы присели за древесиной, сложенной в  низкие штабеля, и начали наблюдать за кучками людей, собравшихся на дворе. Еще с самого начала забастовки владельцы фабрики установили фонари,  которые заливали людей ярким, беспощадным светом, на котором их кожа становилась бледно-желтой. По двору ходили унылые фигуры с опущенными головами, укутанными клубами выдыхаемого пара. Я искал глазами отца, и не находил. Двое полицейских с пистолетами на ремнях патрулировали тротуар. Кроме пистолетов с их ремней свисали еще и дубинки.

  - Ты действительно думаешь, что будет драка? – спросил я Арманда.

  - Конечно, - ответил он. – Иначе никак. Посмотри на их одежду. Видишь выпуклости на их куртках? Это - оружие.

  - Оружие? – жуткое слово соскочило с моего языка.

  - Не совсем оружие, - начал заверять меня Арманд. – Резиновые дубинки, такие же, как и у полицейских.

  В толпе я, наконец, заметил отца. Его руки были спрятаны в карманы. Он выглядел уязвимо и беззащитно. Я мог бы поспорить на миллион долларов, что под его курткой никакой дубинки не было.

  Полицейские иногда о чем-то переговаривались с бастующими, их голоса эхом долетали к нам через двор. И вдруг все оглянулись в сторону улицы на звук остановившегося автомобиля. Он тянулся, мотор даже не рычал, а мягко мурлыкал. Это был серый «Паккард» Рудольфа Туберта. Его приближение скорее напоминало тяжелый вздох ночных джунглей. За ним следом тянулся шлейф серебристого дыма.

  «Бастард», - пробормотал Арманд.

  Минутой позже, он прошептал: «Слышишь?»

  Я поднял голову и вслушался: это был шипящий гомон людей, собравшихся у бочек с огнем. Затем послышался еле слышный, но узнаваемый  кашляющий рокот старых грузовиков. Рычащий звук усилился. Уже было слышно, как они приближаются.

  Полицейские вскочили, как по тревоге, руки на бедрах, ноги - на ширине плеч. У кого-то из забастовщиков руки заскользили внутрь под куртки, и я знал, что они схватились за дубинки, спрятанные под одеждой.