Изменить размер шрифта - +
– С этим что-то нужно было делать. Моя соседка по комнате, девушка по имени Нетти, и моя лучшая подруга Энни, в колледже. Я не знаю, что бы без них я делала. И монахиня. Сестра Анунсиата. Золотое сердце. Не то, чтобы персик, чтобы поднять брови от потрясения. Но она была чудом – маленькая, сложением похожая на пожарный гидрант. Она заботилась обо всем, даже обо мне…

  Бесконечные, непрерывные повторы все тех же фраз. Поток жизни и переживаний. Я подумал о Розане и о ее поездке в Канаду, когда она родила мертвого ребенка в маленьком селе. А теперь другое время и место. И еще один младенец, пришедший в мир. Мой исчезатель.

  - И вот тем летом я поехала в штат Мэн, но не в лагерь и не как адвокат. Я прибыла в женский монастырь Сестер Милосердия, давших обет молчания. Посылала домой открытки…

  Я набрала лишний вес, что было невероятно. Не думала, что когда-нибудь снова похудею. Возможно, у меня до сих пор остатки лишнего веса, это как кара о содеянном. Ребенок появился в конце августа. Неделей раньше, чем положено, за что я благодарна Господу. В сентябре я смогла вернуться к занятьям, после короткого визита домой. Ирония в том, что Ма и Па думали, что я выглядела потрясающе. Они всегда измеряли здоровье запасом веса. В свое время толстые младенцы были верхом достижения. Вот я и была толстой и здоровой дочерью.

  Мне было нелегко не задать тот самый вопрос, который возник у меня с самого начала ее рассказа, но я продолжал молчать, я ждал, что она все расскажет сама, выдержки и терпения мне хватало всегда.

  - Что же тот ребенок, Пол, то я его потеряла…

  - Потеряла? – ее ребенок не выжил? Он умер где-то в стенах монастыря в штате Мэн?

  - Он потерян для меня, Пол…

  - Он жив?

  - Да, хотя больше я его не видела. И это так ужасно. Никогда прежде я об это ни с кем не говорила, даже с Нетти и Энни. Когда я вернулась, то медаль, которую я получила, отодвинула в сторону все остальное. Нетти полюбила парня из Харвуда, и мы уже редко виделись после того. Мы уже жили в разных комнатах, и у нас были разные соседи. Энни занялась изобразительным искусством и следующие два семестра уже училась во Флоренции.

  Какое-то время мы сидели молча.

  - Такая ужасная тайна, - она подняла лицо на потолок, вытянула руки над головой и свободно вздохнула. – Я – свободна, впервые за все эти годы. Я никому еще этого не говорила, Пол. Это – как исповедь, как вдвоем с врачом за сто долларов. Внезапно я почувствовала себя лучше. Все тот еще избыток веса, но уже легче, будто я похудела на пятьдесят фунтов, - она смотрела прямо мне в лицо обеспокоено и вместе с тем нежно. – Спасибо, Пол. Мне так не хотелось обременять тебя, но все равно спасибо.

  Среди ночи, я лежал с открытыми глазами. Я не мог спать, размышляя о ее сыне: сколько ему сейчас? Двенадцать, тринадцать? Так или иначе, я знал, что это был его зов. Я слышал приглушенные шаги и шорох линолеума на кухне и видел ее очертания в белом фланелевом халате в дверях. Она подошла ко мне и стала на колени перед моей кроватью. В тусклом свете луны, заливающим комнату, я увидел ее блестящие от слез щеки. Она плакала.

  - Я отдала его, Пол. Это единственный ребенок, который вероятно у меня когда-либо будет.

  Я подтянул ее к себе и положил руки ей на плечи. Она тихо рыдала, тяжело засасывая воздух, когда ее лицо утонуло в моей груди.

  - Бедный мой потерянный мальчик, - безутешно шептала она.

  - Может, он и не потерян, - обнадеживающе сказал я.

  - Ты о чем?

  - Твой сын, он – жив, где-нибудь, в этом мире… - и презрел себя за то, что захотел сказать дальше. – Ты ненавидишь себя за то, что оставила его на произвол судьбы. Возможно, ты смогла бы найти его, увидеть…

  Я почувствовал, как она напряглась, оттолкнувшись от меня.

Быстрый переход