Когда он снял очки, я вздрогнула. Глаза у него были полностью белые, без зрачков. Должно быть, он заметил мою реакцию, потому что автомобиль внезапно выскочил задом с тесной парковки.
Прежде чем уехать, он улыбнулся мне, и хуже всего то, что я узнала эту улыбку. Я уже видела его в то лето переходящим улицу в Сарасоте, примерно за день до пожара и урагана. Тогда – и теперь – я испытала с трудом поддающееся описанию чувство, смесь отвращения, бессилия и ужаса, клубящуюся внутри темным облаком. Я чувствовала, что столкнулась со злом.
– Расслабься, – сказала темноволосая девочка. – Это всего лишь извращенец. – Голос у нее был низкий и почти без модуляций.
Если бы она знала, насколько ошибается!
– Я Осень, – представилась она. Темные очки были самой выразительной чертой ее лица.
– Наверное, у тебя скоро день рождения, – предположила я.
– День рождения у меня в мае. – Она пнула стену позади шлепанцем. – Просто мама назвала меня в честь своего любимого времени года. – Сарказм в ее голосе придал словам «любимого времени года» темно‑красный оттенок, близкий к лиловому. Но я чувствовала, что она не разделяет моей способности видеть слова в цвете.
– Меня зовут Ари. – Я повернулась к светленькой девочке.
– Мисти. – Она умела говорить и жевать одновременно. – Произносится через «и». – «Произносится» у нее звучало как «произноусица».
– Два «и», – добавила Осень.
Я смотрела на них, а они на меня.
– Я иду купаться, – сказала я после нескольких минут взаимного изучения. – Хотите со мной?
Мисти зевнула, но подумала: «Почему бы и нет?»
– По фигу. – Мысли Осени расслышать не удавалось.
Способность слушать чужие мысли является одним из преимуществ вампира. Но это требует сосредоточения, и с одними умами получается гораздо лучше, чем с другими.
Наскоро искупнувшись – мелкая вода была слишком теплой и не освежала, – мы уселись обсыхать на старом пирсе. Я прихватила с собой пляжное полотенце, на котором нам троим с лихвой хватило места. Осень с Мисти улеглись загорать, тогда как я принялась заново наносить толстый слой солнцезащитного крема. Они говорили так, словно знакомы давным‑давно, но, судя по их мыслям, это было не так.
Семья Осени, Весник, жила в Сассе больше двадцати лет, а Мисти была относительным новичком вроде меня: она переехала сюда четыре месяца назад. Обе они разбирались в жизни куда лучше меня.
– Чипа сегодня видела? – лениво спросила Мисти.
– Он говорит, что ему надо работать. – Тон у Осени был презрительный.
– Будешь так мазаться, никогда не загоришь.
Только через секунду я сообразила, что Мисти обращается ко мне.
– Я не загораю. Я подвержена ожогам.
– «Подверженаожогам»! – передразнила меня Осень писклявым голоском. – Что за хрень такая «подвержена»? – произнесла она нормальным голосом, низким и хрипловатым.
Мисти перекатилась на живот.
– Сигаретку дай.
Осень извлекла из кармана джинсов помятую пачку «Салема», вытряхнула сигарету и бросила ее в сторону Мисти. Затем бросила вторую мне. Я подняла сигарету и посмотрела на нее.
Осень с сигаретой в зубах села, выудила из другого кармана спички и дала прикурить Мисти. Та прикрывала огонек крохотными ладошками, хотя ветра не было.
Осень повернулась ко мне.
– Нет, не так. – Она раздвинула пальцы правой руки буквой «V» и вставила сигарету между средним и указательным пальцами. |