Изменить размер шрифта - +
И воду. Говорит, скажите спасибо, что вам здесь жить позволили, вас же никто не возьмёт никуда, без трудовых книжек и медкарты. А какие карты, детишек здесь нет, одни мы.

С Иваном все согласились: хозяин рвач, и платит копейки, и если бы не бойня, им пришлось бы туго. А так – Ивану мясом платят, требуху так вообще бесплатно отдают, бери сколько унесёшь. И деньгами платят.

Брат и сестра Мунтяну заработанные деньги не тратили, откладывали на дом, который Марита присмотрела в посёлке, и хозяин согласился подождать.

– Да что мы всё о жизни, ну её к богу, жизнь. Проживём. Дом купим, отстроимся, летом в гости приедете к нам. Чай мы не чужие теперь. А давайте я вам песен наших спою?

«Ой, Маричка, чиче́ри, чичери-чичери,

 

 

 

* * *

Гордеев тихонько вышел. Надел лыжи и подъехал к главному корпусу. Дверь оказалась запертой. Окно на первом этаже выбито, местные постарались, а Иван проглядел. Или вовсе не смотрел. Вон ещё окно разбитое. Что он заработает, если будет так «охранять» вверенную ему территорию…

Говорят, молдаване, а песни поют гуцульские. Что-то здесь не складывалось. Дома Гордеев смотрел карту, бумажную, и в интернете смотрел, и не обнаружил поблизости никакой бойни. Животноводческий комплекс был, за восемь километров, и бойня была, но как он туда ездит? На лыжах-то недалеко, если умеючи, а они из Молдавии, там и снега-то не бывает. Или бывает? А летом? Ах, да, они же только с осени здесь живут, лагерь сторожат.

Лагерь этот на болоте почти, кто ж детей сюда повезёт? Это в советское время возили, а сейчас родители не согласятся, ещё и напишут куда следует, что дети болотными испарениями дышат. Хотя он за рощей, на взгорке, лагерь-то… Опять не складывается.

* * *

– Нескладно брешешь, Марютка. И группу – зачем привадила?

– Я, что ли, привадила? Сами пришли. Крепление отдали тебе. И хлеб нам не лишний, от тебя когда дождёшься в магазин сходить? Сухарей насушу с солькой, похрустим-побалуемся.

– Добалуемся. Они сюда дорожку проторят, лыжню проложат, народ повалит…

– Не повалит. Главный ихний казал, никто тут не катается, а они приблудились, заплутали. Ты с ими поедь, дорогу покажи, проводи на озеро, или куда им надо. Навигатор возьми.

– Казал… – передразнил сестру Иван. – нам с тобой казал, и другим скажет. Говорливый больно. А с песнями ты здорово придумала! Только они гуцульские, не молдавские.

– Так не знаю я молдавских. Я ж не молдаванка.

 

Из дневника Нади Рыбальченко

 

Иван и Марита беженцы из Молдавии, или из Румынии, я не поняла. Живут в заброшенном летнем лагере, как им не страшно одним. Иван на Голубеву пялился, она его отшила, а у самой глаза блестят. Иван ей крепление новое поставил, сказал, с возвратом. Теперь она до субботы не доживёт, измается».

9 декабря 2018. Маршрут мы изменили, теперь ходим от Синеозера и туда же возвращаемся. Маршрут красивый, сначала вдоль шоссе, потом по просеке, там тоже деревья поваленные есть, но не так, как если от Донино идти. Лось пилу притащил и канистру с бензином, и мы не столько шли, сколько пилили и брёвна оттаскивали. Пила 12 кг весит.

А к лагерю вышли с другой стороны. Иван с Маритой нам обрадовались. Крепления Лера купила новые, вернула пару. Иван на неё так смотрел… И она смотрела. А ещё мы хлеба привезли, каждый по буханке, девять буханок. Магазин далеко, на лыжах не дойдёшь, завалы, а по шоссе идти три часа.

А тут мы – из рюкзаков буханки вынимаем! Марита на радостях пирогов нам дала с собой. Перчёные, душистые, вкуснющие. В кипящем масле жаренные. Мы на привале объелись, Гордей ругался, что не дойдём, столько сожрамши. Так и сказал, сожрамши.

Быстрый переход