Надеюсь, когда ты на нее смотришь, то миришься с причиной принесенной тобой жертвы, потому что я осыпаю частичку тебя той любовью, которую всегда буду испытывать к тебе.

Д.

Я снова и снова перечитываю письмо, подсчитывая и пересчитывая временную шкалу, и вместе с тем молюсь, чтобы открывшиеся мне факты изменились.

Родителей Тобиаса убила моя мать.

Моя мать.

Не мой отец.

Двадцать лет назад «Хорнер Технолоджис» был химическим заводом. Моя мать совершила ошибку по невнимательности и убила двоих людей. Это мог быть несчастный случай, но мой отец все равно его скрыл.

Единственная вина Романа Хорнера заключалась в том, что он был подлым, ушлым и продажным бизнесменом.

Я пулей несусь в ванную и выворачиваю содержимое желудка, а потом оседаю на прохладную плитку.

Глава 48

Я подъезжаю к дому матери с тремя огромными спальнями, стоящему на берегу озера. Ничего претенциозного в нем нет, но этот сад во многом напоминает мне отцовский. Я обхожу дом, идя на звуки музыки, раздающиеся из наружного динамика. Нахожу маму среди ветвей с облетевшей листвой, рядом стоит бокал вина. Над ней склонился Тимоти, они переговариваются. Он прикладывается поцелуем к ее виску, а потом замечает меня у нее за спиной. Приветствие у него такое же теплое, что и улыбка.

– Привет, Сесилия. А мы тебя сегодня не ждали.

Моя мать вскакивает с кресла и с улыбкой поворачивается ко мне.

– Привет, ребенок. Я как раз думала тебе позвонить.

– Рада, что ты настроена на разговор.

Улыбка матери гаснет, как только она замечает выражение моего лица и конверт, который я вытащила из сумки.

– Что то случилось?

Тимоти стоит, переводя взгляд с матери на меня, пока я иду к ней. Мама снова переводит внимание на письмо, ее лицо бледнеет, и она обращается к Тимоти:

– Милый, оставишь нас ненадолго?

Тимоти кивает и смотрит на меня, явно прочувствовав обстановку.

– Останешься на ужин? Я хочу приготовить стейки.

– Нет, мне нужно вернуться, но спасибо.

В воздухе повисает напряженность, хотя ее и так переизбыток, Тимоти уходит, а мать тянется за сигаретой, зажигает ее и пристально на меня смотрит.

– Мое письмо?

– Почему мне было безопаснее?

Мать выпускает струйку дыма и кутается в свитер. Поднимает бутылку вина, предлагая мне, но я качаю головой.

– Я здесь не для праздной болтовни.

– Я поняла. – Она судорожно сглатывает. – Дай мне секунду.

– Чтобы придумать еще больше лжи?

Мать опускает взгляд и, поднеся к губам бокал, делает большой глоток.

– Почему так мне было безопаснее?

– Твой отец был самым красивым мужчиной, которого я встречала когда либо в жизни. Правда. Все женщины на заводе мечтали о нем, я в этом уверена. И я была одной из них.

– Ответь на мой вопрос.

Она бросает на меня косой взгляд и говорит резким тоном:

– Хочешь узнать всю правду или получить быстрый ответ?

– Как ты могла? Как ты могла убедить меня в том, что он не хотел меня?! Как он мог?!

– Потому что так было безопаснее.

– Думаешь, он тебя любил?

– Я знаю, что любил, и тебя тоже.

– Он не участвовал в нашей жизни столько лет! Относился к тебе как к ничтожеству, ужасно с тобой обращался. Ты называешь это любовью?

– Я называю это карой. Сядь, Сесилия.

Я подхожу к ней и вижу в ее глазах отблеск прошлого, взглядом она умоляет меня ее выслушать.

Я сажусь на один из стульев, между которыми стоит небольшой столик, и беру ее бокал.

– Ладно. Говори. И клянусь Богом, мама, если что нибудь упустишь, этот разговор будет последним.