— Пойдем сперва в мой кабинет, — сказал дядя, — И пожелаем друг другу счастливого Рождества.

Тут мы поняли, что он вовсе не дворецкий, и это его собственный дом, потому что только у хозяина дома может быть свой кабинет.

Его кабинет был совсем не похож на папин. Книг здесь не было, зато были сабли, ружья, газеты и башмаки, и какие-то нераспакованные коробки, в которых, должно быть, были еще вещи из Индии.

Мы отдали ему наши подарки, и он страшно обрадовался. Потом он вручил нам подарки к Рождеству — вам, наверное, уже надоело слушать про подарки, так что я расскажу совсем коротко: это все были часы. Каждый из нас получил часы, на которых было выгравировано его имя, и все они были серебряные, только Г. О. получил медные, потому что, как сказал дядя, они подойдут к его башмакам — не знаю что он хотел этим сказать.

Потом дядя взглянул на папу, а папа взглянул на него и сказал:

— Расскажите им все сами, сэр.

И дядя откашлялся, встал в позу и начал речь. Он сказал:

— Леди и джентльмены, мы встретились в этот знаменательный день, чтобы обсудить важнейший предмет, занимавший в последние недели внимание достопочтенного члена, который сидит напротив меня, а так же и мое внимание.

Я крикнул: «Слушайте, слушайте!», и Алиса шепнула мне:

— Забыл, как вышло с морской свинкой?

Дядя продолжал:

— Я намереваюсь жить в этом доме, а поскольку он слишком велик для меня одного, ваш папа согласился переехать сюда вместе с вами и жить тут. Итак, если вы не возражаете, мы все будет жить здесь и, с Божьей помощью, это будет счастливый дом для всех нас. Что — хм?

Он шумно высморкался и принялся целовать нас всех по очереди. Поскольку было Рождество, я не стал возражать, хотя я, конечно, уже слишком взрослый, чтобы меня целовали. Потом он сказал:

— Большое вам спасибо за ваши подарки, но я получил другой подарок, который я ценю дороже всего на свете.

Я подумал, что это не очень вежливо с его стороны, но тут я увидел у него на цепочке для часов трехпенсовую монетку и понял, что этот подарок, который он дороже всего ценит и есть та монетка, которую мы ему когда-то отдали.

Он сказал:

— Ребятки, вы отдали мне эту монету, когда вы думали, что я — бедный индеец, и я сохраню ее навсегда. Я позвал несколько друзей, чтобы нам как следует повеселиться, хм, на новоселье. Что скажете?

Он пожал руку нашему папе, и оба они высморкались, а потом папа сказал:

— Ваш дядя самый добрый — самый благородный…

Но дядя перебил его сказал:

— Ну-ну, Дик, без глупостей!

А Г. О. спросил:

— Так вы вовсе не бедный? — словно его это очень огорчало.

Дядя ответил:

— Спасибо, на мои нужды мне хватает, а бизнес вашего папы принесет ему достаточно денег, чтобы позаботиться о вас, хм!

И мы все пошли вниз и внимательно осмотрели чучело лисы и даже попросили дядю снять стекло, чтобы осмотреть лису со всех сторон, а потом дядя повел нас показать нам дом, который и в самом деле оказался очень удобным — удобнее я еще в жизни не видел. В комнате, в которой будет жить папа, висел очень красивый портрет нашей мамы. Наш дядя, наверное, очень богат. Такой конец книги похож на то, чем кончаются книги Диккенса, но по-моему, от этого только лучше, что все как в книге, и дядя наш по-настоящему хороший человек, раз он все так здорово устроил.

Сами подумайте, как было глупо, если б дядя сказал нам, когда мы предлагали ему наш шиллинг, три пенса и фартинг: «Да нужны мне ваши шиллинги и пенсы. Я и так очень богат». А он отложил рассказ о своем богатстве до самого Рождества, а потом все разом и выложил. И вообще, не моя вина, что это похоже на Диккенса — так было, и все тут.