|
. Анжеликой!.." И каждый раз одна и та же нестерпимая боль пронизывала Жоффрея. А потом, слова Жана, многое объясняющие. Если вообще можно говорить о какой-то ясности в этих кознях, в этом внезапном превращении любимого им лица в какую-то отвратительную маску. "Они целовались, как вновь обретшие друг друга любовники..." Не здесь ли отгадка? Объяснение невероятной измены? Прежний любовник! Человек из прошлого, из тех времен, о которых она теперь, наверное, сожалеет. Тогда она была свободной, жизнь ее была легкой, любой каприз ее совершенного тела тут же получал полное удовлетворение, и ей не надо было страшиться гнева ревнивого мужа. Теперь он мог представить себе, как, по-видимому, все произошло. Этот незнакомец, человек из ее прошлого, услышал имя Анжелики, узнал, что она здесь, направил ей послание в Хоуснок, и она, воспользовавшись отсутствием Пейрака, и под предлогом поездки в английскую деревню, помчалась к нему. Затем один из людей того, "другого", прислал ему, супругу, находившемуся на Кеннебеке, ложное сообщение, чтобы дольше и вернее продлить его отсутствие... Нет... Все это как-то не согласовывалось. Все не так... И он представил себе Анжелику такой, какой она была в тот последний их вечер в Вапассу, когда, подняв голову, она вслушивалась в призывный вой волков, и последний отблеск полярного сияния румянцем падал на ее щеки. Глаза ее блестели, и этот ее мечтательной, глубокий, словно зачарованный взгляд вызвал в нем огромный прилив любви, так как он читал в этом взгляде, что эта единственная, ни на одну другую не похожая женщина всецело принадлежит ему одному. Какая наивность и самонадеянность! Дурак, и еще раз дурак! Как же он не понял, насколько она развратна, опытна, как отлично владеет магией женских чар, как ловко пользуется тем, что не похожа на других, чтобы спокойнее позволять себе, когда захочется, быть такой же, как все они: неверной, лживой, бесчестной изменницей... Для этих тварей нет ничего святого... Сиюминутное желание важнее всего прочего, а раны, нанесенные сейчас, потом всегда можно будет загладить улыбкой, ласковым взором... Влюбленного так легко укротить, и ему так хочется верить всему тому, что говорит красивый ротик: она его любит, она всегда любила только его! Да-да, несмотря ни на что, несмотря на измену... По временам в нем загорался огонек надежды. Все это - дурной сон. Анжелика скоро явится, вернется! И одним словом все объяснит... И он вновь увидит ее чистой, сияющей, верной своей подругой, любящей одного его, ласковой и страстной, как тогда, в глухих лесах, зимой, в уединении большой теплой постели, или весной, когда они гуляли вдвоем по лугам, где цвели дикие гиацинты. Тогда они были свободны, опьянены новой жизнью на этой пустынной земле, которая была в их полном распоряжении; он влюбленно смотрел на нее и целовал, целовал, пока они не падали в изнеможении на землю, зная, что никто их здесь не увидит... В глазах Анжелики, поднятых к небу, отражалась зелень деревьев. И она говорила, тихо смеясь: "Дорогой мой, вы сошли с ума"... Тогда она принадлежала только ему, ему одному, и только он один давал ей наслаждение... Такой он ее и увидит вновь... Просто не может быть иначе. И тут ход его слепо бредущих мыслей наталкивался на неодолимую преграду фактов: "Когда он ласкал ее, то называл Анжеликой! Анжеликой!" Удар и глухой вскрик. Каждый раз, вспоминая эти слова, он резко вздрагивал и сгибался, словно от удара острым кинжалом. Рассудок его вновь и вновь непроизвольно возвращался к неопровержимому факту: ее видели нагой, пылающей страстью в объятиях Золотой Бороды. |
