Поднимаясь на ноги, они становились преданными ей и даже боялись ее иногда, чувствуя, что Анжелика знает их лучше, чем они сами.
Выйдя, она распорядилась принести пленным доски для трик-трака, игральные карты и табак, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить их пребывание в плену.
Глава 8
И совсем иное дело встретиться с дамами Голдсборо! Тут уж пощады не жди! Она знала - ни малейшей надежды на послабление. Их добродетель так устроена природой, что непрерывно выделяет волны справедливости и осуждения порока и обладает почти сверхъестественным, неиссякаемым даром язвительности.
Однако и их она должна опередить, не дать затопить все горькими потоками желчи, от которых трудно ждать добра.
Прежде чем толкнуть дверь Таверны-под-фортом, где, по ее предположениям, они уже собрались, Анжелика испытала минутное сомнение, вылившееся в непроизвольное обращение к Небу... Они, разумеется, были там, в своих темных юбках и белых чепцах. Как никогда внушительная мадам Маниго восседала на своем троне, мадам Каррер занималась делами, а Абигель Берн, бледная и чопорная, стояла у камина, и ее лицо фламандской мадонны было преисполнено решительности. Появление Анжелики прервало, по-видимому, горячую дискуссию, где в очередной раз подруги Абигель подвергали критике ее благодушие.
- Мадам Каррер, - сказала Анжелика, обращаясь к хозяйке трактира, - будьте любезны прислать мне обед на квартиру в главной башне. Я попрошу вас также нагреть лохань воды, чтобы я могла помыться.
"Вся вода рек не может отмыть преступную душу, и вся пища земли не в состоянии насытить того, кто гибнет, оскорбив Господа Бога", - процитировала мадам Маниго некий афоризм, отвернувшись в сторону.
То был выстрел из-за угла, но Анжелика была к нему готова.
Несмотря на все свое ожесточение и раздражение против сплетниц, она понимала, что эти женщины, которых она не могла не считать своими подругами, разрывались между противоположными оценками, что очень огорчало их самих.
За непреклонностью дам Голдсборо в оценке скандального, с их точки зрения, поведения Анжелики скрывалось возмущение тем, что она предала человека, перед которым все они, в большей или меньшей мере, преклонялись и в которого были даже слегка влюблены. Это было смягченное, скрываемое, но настоящее чувство, чувство гугеноток с нежными сердцами, бьющимися под коркой льда, намороженного полученным воспитанием. формула мадам Маниго "я это всегда говорила" пользовалась в эти дни успехом, распространялась и выставлялась всюду, как вывешиваются на улицах полотна со словами молитв в дни папистского Божьего праздника. И действительно, не эта ли последовательница мэтра Берна разоблачила Анжелику как опасную возмутительницу спокойствия!...
На это Абигель возражала, что поведение мадам де Пейрак в последнее время доказывает, что ее совесть совершенно чиста.
- Гордячка! - настаивала мадам Маниго, - я это всегда говорила.
"И вообще, кто знает, что там действительно произошло?" - продолжали сторонницы Анжелики. Слухи, намеки, околичности... Швейцарец, который рассказывал оскорбительные для нее вещи, был, оказывается, пьян, как свидетельствуют господа Маниго и Берн... А Анжелика, вот она снова появилась среди них и держится с достоинством, отвечая пренебрежительной улыбкой на намеки мадам Маниго.
Такая близкая им и такая не похожая на ту, какой она была в дни гонений гугенотов в Ла-Рошели.
Они вспомнили, как бежали через ланды от королевских драгунов, и Анжелике удалось привести их к спасению.
- Какая истина и какой повод для размышлений! - сказала Анжелика, окинув высокомерную даму спокойным взглядом. |