Вместо «Света» — неоновая вывеска: антиквариат, скупка золота, предметов старины, картин, серебра, фарфора и проч. Заходить в лавку нет желания. В витрине — распятый Христос за сто тысяч форинтов (живописец XIX века). Сама по себе картина ужасна, но к нынешнему дню вполне подходит.

Я собрался пройти пешком по мосту Маргит, когда рядом притормозил на машине Ш. К., мы давно не виделись, я обрадовался ему, казалось, он послан мне на помощь. Именно так я это воспринял.

На пештской стороне, в начале проспекта Пожони, кафе «Самовар» превратилось в пивную — шаурма, пиво Dreher, бильярд, в вечернее время — живая музыка. Решив не скупиться, я заказал минеральной воды «Теодора» (с газом). Хочется что-нибудь съесть, но коль уж решил поститься, то ничего не поделаешь. Больше всего мне хотелось бы заказать пёркёльт из желудочков. Или жаркое по-брашевски. Жаркое по-брашевски изобрел в начале пятидесятых годов мой отец (стр. 83). На самом же деле это был Банди Пап (повар из «Погребка Матяша»), а историю об этом изобретении мне подарил его сын, которую расцветил дополнительными деталями Миши Г.

Справа от меня — игровой автомат, можно выиграть тридцать монет, весьма остроумно; слева — рекламный плакат «Джонни Уокер»: «The whisky that goes with a swing». Напротив — клозет, за вход тридцать форинтов. Наверное, это святотатство — связывать страдания моего отца с этим днем. Но без Иуды не было бы и Христа. Мне пора, не могу я торчать здесь так долго, как торчал мой отец.

На месте легендарного «Люксора» — художественная галерея. Совсем недавно тут еще было какое-то заведение самообслуживания. Хочу двинуться дальше, но замечаю внутри большое полотно Иштвана Надлера. Захожу. На одной из стен — Хенце, Надлер, Климо, все вместе. Поддерживают не только друг друга, но и меня. Так мне кажется. Пробегаю по залам, кто бы меня еще мог поддержать? Имре Бак, Эль Казовский, Пал Дейм, ле Лугошши, спасибо. С Надлером, кстати, надо поговорить еще до выхода книги. Как это будет… Сяду у телефона и начну всех обзванивать? А вдруг кого-то не окажется дома?

В «Европу» не хочется и заглядывать — настолько сверкает здесь все новизной. Мне приходит на ум не в меру поэтичная мысль, что, наверное, я нисколько не удивился бы, если бы в одном из кафе обнаружил отца, который, завидев меня, пригласил бы присесть к его столику. Я ни разу не напивался с ним. Пьяный отец — это было страшно. Наверно, не помешало бы преподнести такой «образ отца» моим детям… Но, увы, напиваюсь я слишком редко…

На тротуаре, в толпе, точь-в-точь, как наш классик Мориц, стою и записываю все в блокнот. Как помешанный, разговаривающий сам с собой. Дурачок, которого научили писать.

На месте кафе «Тюнде» — карточный клуб «Senator Poker Center». Все-таки захожу. Извините, не знаете ли, что здесь было до этого? Не знаю. Ильди, может, ты знаешь? Ильди тоже не знает. То ли кафе, то ли еще что. Но теперь уже все равно, ведь так? Что значит «все равно»?! — неожиданно агрессивно реагирую я, но они уже повернулись ко мне спиной.

Да, я не Эгон Эрвин Киш, вот уже двадцать минут кручусь на площади Маркса, ставшей площадью Западного вокзала, в поисках ресторана «Сабария». По-видимому, он находился на месте банка. Я даже припоминаю кое-что из его меню, какое-то отвратное блюдо: красный от парики соус, обрамляющий горку стручковой фасоли.

Ресторан «Алкотмань» на проспекте Байчи-Жилински тоже исчез. Покрытые пылью витрины, fast food: закрыто в связи с ремонтом; судя по сохранившейся матрице «Обеденные талоны», в последнее время здесь все-таки был ресторан. Нет больше и кафе «Киш Дом», на его месте теперь бакалейная лавка.