— Нет, только не он. Только не Джеймс Монтгомери. Он хочет жениться на мне. На ней. Вернее, на золоте. — Девушка тяжело опустилась на стул. — Ну почему никто не замечает меня? Отец запер меня, как будто я совершила преступление. У преступников больше свободы, чем у меня.

— Наследницы и женщины твоего положения не выбирают мужей, — напомнил Тод, пытаясь образумить ее.

— Но мужчины перелезают через стену только ради того, чтобы увидеть ее. Увидеть, как она сверкает. Иногда я испытываю благодарность к своему отцу. Чем, по их мнению… — она махнула рукой, имея в виду тех, кто находится за пределами стен замка, — …я занимаюсь целыми днями?

Тод понимал, что иногда вынужден исполнять отведенную ему роль шута.

— Ешь язычки колибри, приготовленные в соусе из жемчуга. А вечерами подсчитываешь драгоценности. Каждый день выбираешь шелка на платья.

Ни капли не развеселившись, Эксия сердито взглянула на него.

— Ты говоришь истинную правду.

— Мне платят за то, чтобы я заставлял тебя смеяться, а что может быть более веселым, чем правда!

Превозмогая боль — что-то сегодня изуродованные ноги слишком сильно беспокоили его — Тод оттолкнулся от стены.

— Сядь! — потребовала Эксия, знавшая, что Тод не любит, когда она жалеет его. — Мне неприятно, когда ты скрипишь своими костями.

— Прости меня за это, — проговорил Тод и опустился в кресло.

Комната была маленькой и скромно обставленной. Перкин Мейденхолл купил поместье потому, что оно являлось частью участка, который он мечтал заполучить. Когда родилась его дочь, он отослал ее сюда и запер за высокими стенами. Лишь Тод и Франческа разделяли с ней долгие годы одиночества. Тоду было двенадцать, когда его привезли к Эксии. Несчастный мальчик, жизнь которого была наполнена лишь страхом и болью, ожидал, что его мученья продолжатся и за высокими стенами поместья. Но восьмилетняя Эксия, своим характером уже мало походившая на ребенка, приняла близко к сердце судьбу Тода. Благодаря ее заботе и любви мальчик научился смеяться и впервые узнал, что на свете существуют душевное тепло и доброта. Он не просто любил Эксию, он обожал ее.

— Этот Монтгомери должен сопровождать тебя — или Франческу? — с завтрашнего дня, — поддразнил ее Тод, пытаясь отвлечь, и его глаза, единственное, что было прекрасным во внешности этого несчастного, заблестели.

— Франческу, или меня, или тебя, — сердито буркнула Эксия. — Ему нужно только золото Мейденхолла. Если бы я напялила на тебя парик и представила как наследницу, он упал бы пред тобой на колени и признался в любви.

— Вот бы увидеть это, — мечтательно произнес Тод, проведя пальцем по шраму на шее. Немногие знали, что от плечей до середины бедер его тело было совершенным, а кожа ровной и гладкой.

Внезапно Эксия сникла и села. На ее лице появилось несчастное выражение.

— Неужели так будет в течение всего путешествия? Все мужчины отсюда до Линкольншира будут ухаживать за мной и лгать мне в лицо? А красивые молодые люди будут затаскивать меня в кусты и шептать слова любви в надежде заполучить деньги моего отца? — Девушка фыркнула. — Если бы они только знали! Мой отец ни за что не платит. Наоборот, ему за все платят. Только сын богача, такой как Грегори Болингброк, мог позволить себе заплатить огромные деньги, чтобы жениться на золоте отца.

Тод не перебивал ее. Он во всем был согласен с Эксией, но никогда не говорил ей об этом, потому что понимал: ей станет еще тяжелее. С детства ее окружали люди, которым платил (как можно меньше) ее отец. А те, кто шпионил за дочерью Перкина Мейденхолла и докладывал ему каждый ее шаг, получали премии.