– Так куда ты меня зовешь, Адам? Или как там тебя зовут.

– Я сам прихожу, – усмехнулся я, видя непонимание в глазах фрица. – Ну да, как я тебе переведу смысл этих слов? Андрей мое имя.

– Понятно. И все же? Меня же посадят в лагерь у вас.

– Ну, допросов не избежать, это факт, – кивнул я, – более того, они и мне грозят. Но вот дальше… – я взял паузу.

– Понимаешь, Адам, – разреши так тебя звать и дальше, – хотелось бы быть уверенным в том, что меня не пристрелят. Этого я и у нас, здесь могу добиться. Зачем идти на ту сторону?

– Гарантий я тебе, конечно, не дам, все же не генерал какой. Но и у меня есть связи, поверь. Мой куратор – не последний человек в управлении, думаю, он обязательно поможет. Да и задание я выполнил…

– Это ты убил гауляйтера с дружками из Берлина?

– Да, – спокойно ответил я.

– Мастерски все сделал. Ведь я слышал, от охраны слышал, там решили, что был какой-то фанатик, он подорвал себя гранатой, когда его нашли и хотели взять.

– Так я все для этого и сделал, вроде как старался.

– В то, что он действовал в одиночку, конечно, не верят, поэтому и патрули, и оцепление, ищут сообщников.

– Пускай ищут, это их работа.

– Ты очень рисковал, попав в гестапо. Я был вообще удивлен, что тебя так легко отпустили.

– Я сам удивился, думал, все, уже соображал, как рвану в бега и сдохну при попытке к бегству.

– Но все обошлось, да? – улыбнулся Фридрих.

– Именно. Не без твоей помощи, Фридрих.

– Это тебе спасибо. За то, что вступился в казарме. Эта тварь меня уже один раз избила, что поделать, у меня нет твоей подготовки. А их еще и толпа всегда. Он уже два раза жаловался на мои запои, но меня пока прощали, водитель-то я не из последних. Я ж раньше генерала возил. Того отправили на фронт, а меня он пожалел и оставил у гауляйтера, попросив за меня.

– Фридрих, скоро Ровно, решай, – высказал я свое мнение.

– Я боюсь, Адам. Боюсь пыток…

– Их все боятся, но я обещаю, сделаю все возможное и невозможное для того, чтобы тебя не трогали. Ты всегда был водителем?

– Ага, я в гонках участвовал, спортсменом был. После аварии рука стала хуже работать, вот и пошел в армию, туда устроиться было легче всего. Да и жалованье хорошее. На гражданке сейчас плохо, да и в армию бы меня все равно забрали, так хоть фронта избежал.

– Пойдем со мной, – уверенно произнес я, – если все пройдет как надо, я тебе позже кое-что расскажу.

– О чем?

– О войне, Фриди, о войне! – Конечно, я не собирался ему рассказывать о будущем, но немного для затравки выдать могу. Но опять же, позже, когда будем дома.

– Если ехать к твоим, тогда лучше уходить прямо сейчас, не заезжая в Ровно. Мало ли чего там могут придумать, зашлют в маршевую роту, тогда как?

– Не доезжая километров двадцать примерно будет деревня…

– Березняки? – Ой, вы бы слышали, как фриц это выговорил на своем собачьем языке. Я заржал, но Вайзен, видимо, понял и, кивнув, тоже засмеялся.

– Да, она, – ответил я, просмеявшись.

– Так что, туда ехать?

– Да, оттуда пойдем пешком, далековато, но дойдем.

– Хорошо. Только я вот еще о чем подумал, у меня ведь семья в Дрездене. Мать с отцом, жена и дети. Как с ними быть?

– Фридрих, – подумав, уверенно сказал я, – обещать касаемо семьи ничего не могу.