— Да совсем неплохо я к нему отношусь, — смущенно сказала она, отвернувшись.

— Я понимаю, понимаю, — снова заторопился Игорь Владимирович. — Но хочется, чтобы ты знала… Ну, как бы это сказать? Он сейчас вроде бы и взрослый человек. Он может разобраться в сложном техническом вопросе, принять вполне зрелое конструкторское решение, умеет добиваться цели, которую поставил; по специальным знаниям он выше среднего инженера. И в то же время он — подросток, понимаешь, мальчишка, который не понимает, что творится у него в душе, отчего ему вдруг тоскливо… Помнишь июльские гонки, как он тогда ехал?

Аллочка молча кивнула. Те гонки она помнила, помнила и то, что было после них, и теперь была уверена, что Игорь Владимирович ничего не знает об этом, не догадывается. А он продолжал:

— Ну, разве это поступок взрослого человека? Это же типичный мальчишка, которому до смерти хочется показать, что он — взрослый. И, знаешь, встреча с тобой для него была очень важным событием. Я ведь его успел изучить. У него не было даже тщеславия раньше, не было даже интереса к жизни, ко всему тому, что выходило за рамки его понимания. А тут он сразу переменился, стал думать, душа пробудилась. Он и ушел-то из-за тебя. Никогда не прощу себе, что сказал ему о наших отношениях эдак небрежно, с шуточками… На свадьбу приглашал. Надо было поговорить с парнем серьезно. А потом было уже поздно, замкнулся он. Насилу уговорил пойти работать к Аванесову. Там все-таки за ним глаз будет. Позже, я надеюсь, и отношения восстановятся. Учиться-то не бросит — упорный, да и честолюбие уже появилось… Словом, для меня очень важно, чтобы этот мальчишка стал серьезным конструктором, а для этого нужно стать душевно богатым, и если мы с тобой не поможем, то ему будет очень трудно. — Игорь Владимирович еще раз виновато посмотрел на Аллочку. — Ты уж не сердись, что завел этот нудный разговор, но меня что-то гложет с тех пор, как подписал его заявление.

Аллочка минуту молчала, благо пришел официант, сменил тарелки, ловко снял с шампуров шашлыки и удалился с легким поклоном. Аллочке стало ясно, что Игорь Владимирович ни о чем не догадывался, но не это сейчас заставило ее призадуматься. Что-то новое открылось ей в Игоре Владимировиче. Раньше он казался ей добрым, мягким, но чуть холодноватым человеком, и вот вдруг открылась эта боль за других. Но даже не она удивила Аллочку, а нечто другое, чему не сразу нашлось название.

Она думала всю ночь после ресторанного ужина, удивляясь, что не хочется спать, несмотря на усталость, и совсем не томясь бессонницей. Эта открытость заботам о других, эта способность соучастия в чужой судьбе была непонятна и привлекательна. Аллочка хорошо знала себя и понимала, что она не способна на такое. Не способен был и Григорий Яковлев — в этом она была почти уверена. Она старалась понять своего жениха, но на самом деле мысли ее были о себе. Она думала, что же мешает ей быть такой, как Игорь Владимирович? Вспоминая школьные годы, все эти девчоночьи дружбы, Аллочка ясно понимала, что никогда не испытывала такого проникновения в другое «я», никогда не ощущала потребности в самоотречении. Она дружила и поддерживала отношения до тех пор, пока нуждалась в них, и никогда не принимала в расчет чужие чувства.

И еще Аллочка ночью с какой-то беспощадностью поняла, что в истоке ее отношения к Игорю Владимировичу было не только искреннее чувство. Нет, не то чтобы это был банальный голый расчет, а ведь и Григорий нравился. (Ах, господи, ну это же совсем иначе!.