Итак, спустя три дня после того, как воины Асгарда с триумфом вернулись из Суртурова зева с золотыми яблоками бессмертия, асы собрались в праздничном зале Одина. Тут отмечали только самые знаменательные события, и обычно застолье длилось весь день и всю ночь.

Большая часть жителей Асгарда явилась на пир отведать яств и испить напитков в честь славной победы. Для такого собрания выставили десятки столов, к каждому – лавки по обе стороны, и все же на каждой из них славные жители Вечного королевства едва умещались.

Только в центре зала остался пятачок – специально для танцоров, прибывших развлекать Асгардцев: мужчины и женщины из Ванахейма исполняли подсмотренный в Мидгарде танец живота, а аккомпанировал им музыкант на дарбуке.

В дальнем конце зала, на помосте, размещался стол, за которым по центру восседали Один, Фригга по правую руку и Тор – по левую. Бог грома все еще двигался несмело, но смеялся так же громко, как раньше, радостный от того, что наконец отдыхает среди семьи и друзей.

Слева от Тора сидели Сиф, все еще немного слабая, и Балдер. Место рядом с Балдером пустовало. Локи тоже получил приглашение на пир, и если бы пришел, то занял бы именно это место.

Справа от Фригги сидела Троица Воинов.

К главному столу зала то и дело подходили гости. Одни интересовались самочувствием Тора и Сиф. Иные собрались близ Балдера и принялись расспрашивать о том, чем он так долго занимался в Норнхейме, красноречиво поигрывая бровями, – мол, известно, что у них там с Карниллой все не так просто. Однако большинство пирующих столпились у другого края стола, в нетерпении ожидая услышать рассказ о приключении воинов.

Огун молча ел, позволив Фандралу рассказывать правдивую историю, а Вольштаггу, как всегда, расцвечивать ее выдумками на все лады.

– Конечно, – говорил Вольштагг, – когда заклинание Локи рассеялось, вся работа досталась мне. Огуна и Фандрала одолела немощь, и я ринулся в бой. Плоть Льва Асгарда куда как прочнее!

Фандрал перегнулся через стол и театральным шепотом произнес:

– По правде сказать, Вольштагг так привык быть слабаком, что и не заметил, как его покинула сила яблок.

– Если позволишь, я продолжу, – оборвал его старый воин. – Одним резвым прыжком я оказался на выступе перед пещерой, выхватил острые щепы, которые раздобыл в Йотунхейме, и сквозь стопы Тьяцци воткнул их в камень.

– Прыжком? Вот ты хвастун! – от души рассмеявшись, сказал Фандрал. – Ты карабкался вверх. Медленно. Насколько помню, пару дней кряду.

Вольштагг фыркнул:

– Ты преувеличиваешь. Я забирался всего несколько минут.

– Ну, – протянул Фандрал, – если уж кто нибудь что то и знает о преувеличениях, то это, без сомнения, ты. Однако же неужели ты признал, что таки лез на вулкан, а не прыгал?

Когда воины закончили повесть, Фригга наклонилась к Вольштаггу:

– Благодарю тебя и Гудрун за такую дочь. Она поразила нас еще в походе в Долину кристаллов, а Сиф не могла нарадоваться ее помощи во Флудбьёрги. Да и Один без нее так долго не продержался бы.

Вольштагг тут же позабыл о перепалках с Фандралом и о гордости, которую испытывал, сам заслушавшись своими выдумками. Все это затмила отцовская любовь.

– Спасибо, Фригга. Ваши слова наполнили гордостью сердце старого воина.

– Может, ты и стар, – проговорил Один, – но старятся только великие, ведь это они выживают в испытаниях.

– Вот с этим, – оживился Фандрал, – я полностью согласен! – Светловолосый воин похлопал Вольштагга по спине.

Тор повернулся к Сиф и спросил:

– А почему твой брат не с нами?

Сиф глубоко вздохнула.

– Кто только ни говорил Хеймдаллу – и Один, и я, и Балдер, – что все будут рады видеть его на пиру, но он отказывается покидать пост.