— Но хорошо, — продолжал Топшич, настолько увлеченный спором, что подобный мелкий инцидент не смог его остановить, — исключим сравнения и вернемся к главной теме спора. Сейчас я изложу мотивы, почему в таких случаях приходится отдавать девушку… почему приходится отдавать. Палойтаи уже говорил, что ценность бедной, гм… скомпрометированной девицы сильно снижается на ярмарке невест, сильно снижается. Снижается в глазах всех женихов на свете, за исключением одного, того, кто ее опозорил… за исключением его одного. Только он может взять ее по прежней цене… Это не идиотство, дорогой господин Тоот. Тут есть некая высшая этика и целесообразность. В этот момент из внутренних комнат появился Подвольский.

— Ну, нашел коньяк?

— Да, но….

— Господи, что с тобой стряслось?

По лицу Подвольского, казалось, провели колесиком для резанья хвороста, все оно было исцарапано, кожа кое-где содрана, местами выступила кровь.

— Я ведь близорук, — простонал он, — искал, искал и стукнулся о стеклянную дверцу буфета.

— Ага! — рассмеялся Палойтаи. — В самом деле, мы слышали, как визжала бедная стеклянная дверца.

— Прошу оставить меня в покое и прекратить ваши плоские шутки! — запротестовал граф с жалким и кислым видом, что ужасно противоречило его вечно улыбчивому, радужному настроению.

— Э, нет, старый мошенник, — продолжал поддразнивать его Палойтаи;—признайся сначала, кто это был: Тинка или Мальчи?

— Где это видано, — брюзжал старик в нос, который тоже был исцарапан, — держать тигриц вместо домашних кошечек,

— Иди ты к дьяволу! — рассердился хозяин дома. — Вечно выводишь человека из себя! Отвлек внимание именно тогда, когда я уже загнал в угол этого упрямого господина… совсем загнал в угол. Михай Тоот покачал головой.

— Не думаю.

— Математике приходится покоряться, дорогой Тоот.

— Ей-то я покоряюсь, математика — великая сила.

— То, что я сказал, верно, как математика.

— Кое-что и я признаю, — ответил Тоот в своей спокойной рассудительной манере. — Например, что ценность девушки в таких случаях снижается для всех женихов, за исключением того, кто ее скомпрометировал. Это бесспорно. Так оно и есть. Но как быть с улаживанием дела? Совершенно верно, уладить дело можно, если лицо, скомпрометировавшее девушку, было подходящей партией и ранее. Но если данное лицо не подходило ибо девушка претендовала на более ценного жениха? Ведь если она пойдет за него, это все равно девальвация. Стало быть, рассуждения вашего сиятельства, прошу прощения, далеки от математики. Они логичны лишь в том случае, если девушка, и согласно прежним ее претензиям, выигрывает или не теряет, если к алтарю ее поведет тот, кто ее обесчестил, — но ведь это случается редко, потому что подходящий жених, коли захочет, получит девушку честным путем…

— Вместе с ее шкатулками, — ввернул Подвольский.

— На практике, за редким исключением, соблазнителем бывает тот, кто по-иному не надеется получить девушку. Что сейчас стоит утверждение, будто в глазах такого субъекта девушка представляет прежнюю ценность? Ведь то, что она идет за него, само по себе доказывает, что прежняя ценность ею утеряна.

— Quantum caput originate! (Какая оригинальная голова!) — произнес Подвольский по-латыни, чтобы понял лишь Топшич, который нервно подрагивал ногой, как всегда, если не мог сразу найти нужных доводов.

— Но бывают и такие случаи, — продолжал развивать свою мысль Михай Тоот, — когда ценность девушки, даже сниженная, никак не соотносится с никчемностью охотника за приданым.