— Это несправедливо, ваша милость, — рассудил Малинка. — Ведь земля приносит свои плоды потом и трудами этих несчастных волов, и как раз они ничего не получают, — а все пожирают выездные кони.

— Ей-богу, вы правы! — живо воскликнул Коперецкий, словно только сейчас понял это. — Покарай меня бог, если вы не правы! Но ведь и в обществе так обстоят дела. Великая и мудрая масса людей точно так же устроила свою жизнь: мужик работает и голодает, а барин поедает большую и лучшую часть урожая за отличными обедами, да потом еще и отрыгивает. Малинка, вы правы. Поздравляю вас, Малинка… Право же, ваши слова — святая правда!

Добрые полчаса еще он повторял, как умно сказал Малинка, но тем не менее все оставил по-прежнему, приказал только шкуры продать. И покатил дальше на своих упитанных лошадях.

— Люблю этого Клинчока. Очень порядочный человек, а главное, послушный, — дорогой хвалил Коперецкий управляющего. — Правда, хозяйничает он скверно, а все-таки люблю. Сед-реш приносит черт знает как мало дохода. Не будь Кицки, я давно бы положил зубы на полку.

— Стало быть, Кицка более доходное имение?

— Такое же, только там у меня негодяй управляющий, некий Дёрдь Фекете, упрямый кальвинист. Хочу его выгнать, потому что не слушается меня, что бы я ни сказал, все делает наоборот. Я-то догадываюсь (не такой уж я осел), что потому и ведется у него хозяйство как надо. А все равно выгоню, — доходы я люблю, но еще больше люблю, послушание. Что, Малинка, разве я не прав?

— А позвольте узнать, сколько годового дохода дают вам оба именья?

— Один убыток.

— Убыток? — удивленно переспросил Малинка. — А зачем тогда вы занимаетесь хозяйством, ваша милость?

— Зачем? — вскипел барон, возмущенный таким глупым вопросом. — А на что иначе жить?

— Я хотел сказать, ваша милость, не выгоднее ли отдать в аренду ваши имения?

— Да бросьте вы! Кому отдать? Еврею? Он истощит землю начисто. Христианину? Этот не истощит, конечно, но и аренду платить не будет.

— Эх, было бы у меня два таких имения! — вздохнул Малинка.

— Не желайте этого себе, друг мой! Радуйтесь, что у вас нет ничего. Страна принадлежит тем, у кого ничего нет, уж вы поверьте мне, Малинка, и не искушайте бога. Ведь теперь все зависит от большинства, о большинстве говорит и премьер-министр, и депутат, который его поддерживает. Оба они существуют благодаря большинству. О большинстве толкует и король, которому оно отдает голоса, когда его величеству понадобятся рекруты или когда решит он утвердить военные расходы, цивильный лист. Правит большинство, и в нем что Копачко, что Эстерхази — оба не больше единицы. Но преимущество Копачки в том, что у него нет ничего, и если однажды ему придет в голову сговориться со всеми теми, у которых тоже нет ничего, вот тогда и выяснится, что они есть большинство. Боюсь, что в один прекрасный день они поймут это и станут тогда господами, им будет принадлежать страна. А вы — легкомысленный человек, ежели хотите иметь два поместья. Нет, нет, не сумасшедший же вы, Малинка! Не будьте неблагодарны, Малинка, цените милость провидения.

Малинка никак не мог раскусить своего принципала, хотя, будучи наблюдательным от природы, все старался прощупать его до самых печенок. То Коперецкий казался ему очень умным человеком, то — чуть ли не помешанным. Очевидно, было в нем и то и другое, но и в этом Малинка был не совсем уверен. Когда он, казалось, уже составил для себя его облик из отдельных черт характера, откуда ни возьмись возникала вдруг новая черта, и вся конструкция рушилась.