Так за разговорами они и не заметили, как показалась в долине захудалая деревенька Крапец с белыми хатами под соломенной кровлей, а наверху, на холме, между могучими соснами, возник старинный замок Коперецких с высокой крышей времен Марии Терезии, с зелеными ставнями и с отчетливо выделяющейся башней.

— Вот мы и дома, друг мой. А там моя резиденция.

Кривой и впрямь король среди слепых. Никогда еще ни одно строение не производило на Малинку такого впечатления, как это старинное гнездо, хотя красоты в нем не было никакой. С одной стороны к нему лепился безобразный сарай, а крыша дома была изуродована новыми дранками, которыми там и сям залатали прогнившие части. И все-таки дом величественно царил над ветхими скособоченными хижинами.

Коляска вскоре въехала во двор. Барона никто не встретил, только козел побежал к нему, точно пес. Во дворе неуклюжая служанка чистила прекрасного карпа, и это аппетитное зрелище было приятно Коперецкому, тем более что от горного воздуха он изрядно проголодался.

— Ну, Анчура, как поживает хозяйка?

— Ее высокоблагородие сегодня впервые встали после родов.

— А что делает маленький барон? Анчура ухмыльнулась, растянув рот почти до ушей, и пожала плечами.

— Поглядывает голубыми глазенками то туда, то сюда.

— Что ты говоришь? — весело и с восторгом перебил ее барон. — А на что же он поглядывает, Анчура?

— Да хоть на меня, коли я в комнате.

— Поди ты, дуреха. Есть на что посмотреть! На тебя глядит, ха-ха-ха. Слышите, Малинка, маленький двухнедельный Коперецкий уже на девок поглядывает.

Он пулей взлетел по лестнице и вбежал в комнату жены. Все еще чувствуя слабость, она лежала на диване, а горничная Розалия читала ей вслух роман. В дальнем углу комнаты качалась люлька, и в ней дремал маленький Коперецкий.

— Тсс… Не топайте вы так, — испуганно воскликнула Вильма, — ребенок спит. А вы, Розалия, читайте, читайте.

— Как ты чувствуешь себя, милочка?

— Спасибо, ничего. А ты? С губернаторством у тебя все в порядке?

— В полном. Двадцатого будут вводить в должность.

— Боже ты мой, так скоро?

— Премьер-министр сказал, чтобы я не медлил.

— Но ведь это же невозможно, — растерянно воскликнула жена. — Мы не успеем обставить квартиру.

— Поживу в гостинице, пока нельзя будет устроиться в губернаторском доме.

— А я?

— А ты останешься здесь, пока я там все налажу, потом приеду за тобой.

— А как мой отец?

— Твой отец, Вильма, добрый человек и держится превосходно. Сейчас он в Бонтоваре.

— Ты очень обязан ему, Израиль, очень обязан. А вы, Розалия, читайте, читайте, не то малыш проснется. Он ведь привык к этому постоянному жужжанию.

— Что? — Барон разразился громовым хохотом. — Это вы так обманываете маленького Коперецкого? Ты отбираешь у него звуки колыбельной песни и заменяешь чтением романов. Да, Вильма, в твоих жилах и впрямь течет кровь Ности! Вильма улыбнулась и выгнала мужа из комнаты:

— Ступай отсюда, еще разбудишь его. Хохочешь, как медведь.

— А ты разве слышала, как хохочут медведи?

— Не болтай столько, ступай уже. Когда сын проснется, я пошлю его к тебе.

И громадный мужчина, присмирев, прошел на цыпочках мимо колыбельки в свою комнату, бросив жадный и полный любви взгляд в колыбельку, где на кружевных подушках спал разрумянившийся младенец.