Ничего удивительного нет и в том, что в 50-е годы шел непрерывный рост себестоимости товарной продукции лагеря. "Процветали" приписки объемов выполненных работ (о чем все знали, но молчали), хищническая "добыча" леса, когда огромные штабеля древесных хлыстов (прошедших по отчетам о "выполнении планов") оставались невывезенными – гнить на таежных делянах. Размеры "отходов" производства достигали чудовищной величины: на большинстве лагпунктов в брак отсортировывалась, например, даже та древесина, которая "не воспринималась" (из-за ее чрезмерного диаметра) пилорамами.

Бывший сотрудник (офицер) Вятлага вспоминает о начале 50-х годов: "Конечно, были в основном приписки объемов невыполненных работ, торговля лесом (его продажа одной бригадой – другой, чтобы иметь 121 процент выработки и получить зачеты 1:3), недогруз железнодорожных вагонов, за что поступало довольно много рекламаций от получателей. Некоторыми работниками, особенно техническим персоналом из бывших заключенных, допускались поборы, запрещенные связи, пронос в зону запрещенных предметов (водка, чай, продукты), получение от родственников заключенных, приезжающих на свидание, взяток, получение посылок с продуктами – часть отдавали заключенным, часть оставляли себе. Имели место умышленные поджоги как на производстве, так и в жилых зонах. Одни поджигали, проиграв в карты, другие – в знак протеста против общей системы и с целью попасть на тюремный режим. Много было загораний из-за небрежного обращения с огнем, особенно в летнее время и при сжигании порубочных остатков. Были умышленные поджоги и для сокрытия приписок".

А вот с какой болью и накалом говорит об организации производства в Вятлаге 50-х годов его бывший заключенный: "Главной мерой трудового воспитания заключенных были ШИЗО и карцер в нем. Не вышел (опоздал) на развод – выводят за зону в 40-градусный мороз, очертят запретку "метр x метр" и держат без костра, пока не превратишься в "сосульку", а затем связывают ноги, цепляют за веревку к лошадке, на которой сидит "гражданин-начальник", и – галопом в оцепление волоком. Что останется от "отказчика" – не касается ни "гражданина-начальника", ни "лепилы-врача" – никого. Не важно, что после этого путешествия ты наработаешь. Главно – 100-процентный выход на работу. Воспитание, развлечение и т.п. – вот оно. Все "бериевские" времена единственный вид соревнования – борьба за ДП (дополнительный паек) к повседневной баланде из гнилой брюквы, капусты, картошки, свеклы с пылинками чумизы, проса, сои. Борьба за ДП перерастала в гонку, сопровождавшуюся драками, ссорами, убийствами. ДП представлял собой одну-две "котлеты" граммов по 100 из гнилой конины да граммов 100 хлеба, который назвать хлебом не повернется язык. За ДП люди (заключенные) гробили свое здоровье, надрываясь при выполнении и перевыполнении норм, за 200-300 граммов добавки, а что доставалось не выполнявшим норму?"

Это частное свидетельство еще раз подтверждает общий вывод: единственно "действенным" методом организации труда заключенных и всего производства в советских лагерях всегда являлись насилие и принуждение. Заключенных (под страхом физической расправы, голода, лишения мизерных льгот) заставляли работать гораздо дольше, чем предусматривалось официальным лагерным распорядком, – по 9-10-11 часов в сутки, использовали там, где (по нормативам) они работать вообще не должны.