Она вышла на балкон спальни и увидела
Сантьяго Насара: он лежал перед дверью, в пыли, лицом вниз, и пытался
подняться из лужи собственной крови. Он встал и, не распрямившись,
поддерживая руками вывалившиеся внутренности, пошел, словно в бреду. Он
прошел более ста метров, вокруг всего дома, чтобы войти в него через кухню.
Голова была еще достаточно ясной, чтобы не идти длинным путем по улице, а
пройти через соседский дом. Пончо Ланао, жена Пончо и пятеро их детей не
знали о том, что случилось в двадцати шагах от их двери. "Мы слышали крики,-
сказала мне жена Пончо Ланао,- но думали, это праздник в честь епископа".
Они только что сели завтракать, когда вошел Сантьяго Насар, весь в крови,
поддерживая руками гроздья собственных кишок. Пончо Ланао сказал мне: "В
жизни не забуду, как ужасно воняло дерьмом". А вот Архенида Ланао, старшая
дочь, сказала, что Сантьяго Насар шел как обычно - великолепно, размеренным
шагом, и его сарацинский лик с взлохмаченными кудрями был прекрасен как
никогда. Проходя мимо стола, он улыбнулся им и пошел по коридору, через дом,
к другому выходу. "Мы от страха застыли, как парализованные",- сказала мне
Архенида Ланао. Моя тетка, Венефрида Маркес, на другом берегу речки у себя
во дворе чистила рыбу и увидела, как он, отыскивая дорогу домой, на
негнущихся ногах спустился по ступеням старого мола.
- Сантьяго, сынок,- крикнула она ему,- что с тобой?
Сантьяго Насар узнал ее.
- Меня убили, Вене, голубушка,- сказал он.
На последней ступени он споткнулся, но тотчас же выпрямился. "И даже
постарался - стряхнул рукой землю, которая пристала к кишкам",- рассказала
мне моя тетка Вене. А потом вошел в кухню через черный ход, который с шести
утра был открыт, и рухнул лицом вниз.
|