Эти надежды, однако, не оправдались.  Газета  была  разрешена,  но  под

таким цензурно-полицейским контролем и с такими  ограничениями  редакторских

прав Пушкина, что сам поэт не захотел  воспользоваться  предоставленным  ему

разрешением (об этом см. т. 6, стр. 455-456).

     Книжная  торговля  ограничивалась  переводами   кой-каких   романов   и

перепечатанием  сонников  и  песенников.  -  В  первой   редакции   записки,

относящейся  к  лету  1830  г.,  строки  эти  имели  следующее  продолжение:

"Человек, имевший важное влияние на русское просвещение,  посвятивший  жизнь

единственно на ученые труды, Карамзин первый показал опыт торговых  оборотов

в литературе. Он и тут (как и во всем) был  исключением  из  всего,  что  мы

привыкли  видеть  у  себя.  Литераторы  во  время   царствования   покойного

императора были оставлены на произвол цензуре своенравной и притеснительной.

Редкое сочинение доходило до печати. Весь класс писателей  (класс  важный  у

нас, ибо по крайней мере составлен он из грамотных людей) перешел на сторону

недовольных. Правительство сего не хотело замечать: отчасти  из  великодушия

(к  несчастию,  того  не  понимали  или  не  хотели  понимать),  отчасти  от

непростительного  небрежения.  Могу  сказать,  что  в  последнее   пятилетие

царствования покойного государя я имел на все сословие  литераторов  гораздо

более  влияния,  чем  министерство,  несмотря  на  неизмеримое   неравенство

средств".

     Злонамеренность была бы с моей стороны  столь  же  безрассудна,  как  и

неблагодарна.  -  В  первой  редакции  записка  имела  следующую   концовку:

"Злонамеренность или недоброжелательство было  бы  с  их  стороны  столь  же

безрассудно, как и неблагодарно. Не в обвинение издателей  других  журналов,

но  единственно  для  изъяснения  причин,  принуждающих  нас  прибегнуть   к

высочайшему покровительству, осмеливаемся  заметить,  что  личная  честь  не

только писателей, но и их матерей и отцов находится ныне во власти издателей

политического журнала, ибо обиняки (хотя и явные) не могут быть  остановлены

цензурою". В последних строках Пушкин имел в  виду  пасквиль  Булгарина,  на

который он ответил статьей "О записках Видока" (см. т. 6).

     Об издании журнала "Современник" (стр. 369).

     31  декабря  1835  г.  Пушкин  обратился  к  шефу  жандармов  гр.  А.X.

Бенкендорфу  с  официальным  письмом,  в  котором,  никак  не   упоминая   о

неиспользованном им в 1832 г. разрешении царя на издание газеты  (см.  выше,

стр. 485), выдвигал новый план собственного периодического издания  (см.  т.

10). На этом письме сохранилась пометка Бенкендорфа от 10  января  1836  г.:

"Государь позволил через ценсуры, о чем уведомить Уварова".