|
И тако сие стало быть явное и злейшее предательство государства Нашего, ибо пограничные с Нами области, видя Наше государство в нынешнее настоящее время, по благодати Божией, миром пользующееся, не все тому рады, но есть и те, которые ищут токмо способного себе случая напасть войною на Нас, к чему вышеписаннное открытие чужестранным министрам дела Зенгорского явным поводом стало быть, чего Мы от Наших сенаторов, генерала и обер-прокуроров никогда не ожидали. Открытию же вышеписанного дела невозможно быть из иного места, как токмо из Сената, понеже и прежде того приметили Мы, что о некотором деле, определяемом от Нас в Сенат в присутствии Нашем, чужестранные министры узнали прежде, нежели оное в публику вышло, а от Коллегии иностранных дел (хотя то Зенгорское дело токмо между оною коллегиею и Сенатом было) тому открытию быть весьма не чаем, потому что от оной коллегии секретные дела никогда не выходили, о чем никакого слуху, ни виду не было и нет. Того дня повелеваем Нашим сенаторам, генералу и обер-прокурорам подать Нам ведомость, кто из канцелярских служителей ко отправлению того Зенгорского дела употреблены, и нет ли из них такого, кто б был знаком чужестранным министрам, или их людям, и вхож к ним, или с ними какое обхождение имел, и всякими способами (но токмо секретно) о том выведывать и, ежели что подобное тому за кем явится, о том Нам донесть. Сенаторам же всем и каждому, тако ж генералу и обер-прокурорам объявляем, чтоб впредь с чюжестранными министрами, яко неупотребленные от Нас к делам со оными министрами, никакого приватного обхождения и партикулярных свиданий, и разговоров наедине, и на ухо шептанья (кроме учтивого обхождения как при дворе Нашем, так и в протчих публичных местах бываемого, и церемониальных публичных визит) никто не чинил и от того всяк себя воздерживал; о производящих же в Сенате секретных делах не токмо с чюжестранными и своими, кому о том ведать не надлежит, но и (sic) своими домашними и самыми ближними по родству разговоров не иметь, но все секретное, всем и каждому особливо вверенное, по учиненной о том присяге, содержать в секрете, якоже и сей Наш указ повелеваем содержать в вышшем секрете и канцелярским служителем не объявлять, но по прочтении содержать за печатми всех; а ежели кто против сего Нашего указу явится в преступлении и в том обличен будет, то, кто б он ни был, наказан будет по генералному регламенту, не смотря ни на какие ничьи заслуги. Ежели же содержание сего указа будет ведомо кому иному, кроме до кого сие касается (что от Нас никак утаится не может), то Мы уже ни на кого в том подозрения иметь не будем, как на тех, до кого сие касается. О получении сего указа писмянно рапорт за всех руками подать повелеваем Нам самим.
Важнейшей заботой генерал-прокурора князя Н. Ю. Трубецкого был подбор и расстановка кадров прокурорских работников по коллегиям и другим местам, представление к награждению лучших и отличившихся прокуроров. В этом ему помогали его ближайшие сотрудники — обер-прокуроры. Вначале им был И. О. Брылкин, затем Н. Г. Жеребцов, а впоследствии А. И. Глебов. Все эти вопросы решались, конечно, через императрицу Елизавету Петровну.
Князь Н. Ю. Трубецкой занимал высшую прокурорскую должность 20 лет. 15 августа 1760 года на этом посту его сменил князь Яков Петрович Шаховской. Вот как, по словам самого Шаховского, происходило это назначение. В июле 1760 года Я. П. Шаховской был на балу в Петергофе. Граф И. И. Шувалов, имевший к нему особое расположение, со «знаком особливой дружеской любви» сообщил ему о том, что на днях будет обнародован указ императрицы Елизаветы Петровны о назначении его генерал-прокурором вместо Н. Ю. Трубецкого. Но это «уведомление» нисколько не обрадовало Шаховского, который с «горестным восчувствованием и имея слезы на глазах», сказал И. И. Шувалову: «Сие назначение будет к наибольшему моему злоключению». |
