– Они никак нам не угрожают, – буркнул барон Бренал Фарну из-под крысиной маски. – Наши ученые установили, что они существуют в некоем измерении за пределами Земли, в каком-то ином времени и пространстве. Мы не можем добраться до них, а они не могут добраться до нас. Так будем же праздновать победу, не портя себе настроение мыслями о Хоукмуне и графе Брассе…

– Не могу!

– Или ты не можешь позабыть иное имя, мой брат барон? – насмешничал Джерек Нанкенсин над человеком, который не раз становился его соперником в любовных похождениях в Лондре. – Имя прелестницы Иссельды? Неужели это любовь движет тобой, мой господин? Это сладкое чувство?

Мгновение Волк ничего не отвечал, лишь рука сильнее сжала меч, словно в гневе. Затем раздался звучный, мелодичный голос, вновь обретший сдержанность и едва ли не легкомысленный:

– Месть, барон Джерек Нанкенсин, вот что мною движет…

– Как ты предан своему делу, барон… – сухо проговорил Джерек Нанкенсин.

Мелиадус вдруг убрал меч в ножны и, протянув руку к знамени, выдернул его из земли.

– Они нанесли оскорбление нашему королю-императору, нашей земле… и мне лично. С девчонкой я поступлю по своему усмотрению, но милости она от меня не дождется, мною движут вовсе не нежные чувства…

– Ну разумеется, – пробормотал Джерек Нанкенсин несколько покровительственным тоном.

– …что до остальных, с ними я тоже поступлю по своему усмотрению – в подземельях Лондры. Дориан Хоукмун, граф Брасс, философ Боженталь, Оладан, недочеловек из Булгарских гор, и этот предатель Гюйам Д’Аверк – все они будут мучиться не один год. Я поклялся Рунным посохом!

Позади раздался какой-то шум. Всадники обернулись, вглядываясь, и в мерцающем свете пожара увидели закрытый паланкин, который тащила на холм дюжина афинских рабов, прикованных цепями к шестам. В паланкине раскинулся чуждый условностям Шенегар Тротт, граф Сассекский. Граф Шенегар пренебрегал даже ношением традиционной маски-шлема, а если все-таки надевал, то лишь серебряную, которая напоминала карикатурное изображение его собственного лица и ненамного превышала размеры головы.

Граф не принадлежал ни к одному из орденов, и король-император, и все придворные терпели Шенегара из-за его несметных богатств и почти нечеловеческой храбрости в бою – однако внешне, в изукрашенном драгоценными камнями платье и со своими вальяжными манерами, Шенегар производил впечатление полного идиота. Он пользовался безоговорочным доверием короля-императора Хуона, даже большим, чем сам барон Мелиадус (так уж вышло), потому что его советы всегда были великолепны. Шенегар Тротт успел услышать обрывок разговора и теперь произнес благодушно:

– Какая опасная клятва, господин барон. Одна из тех, что обязательно аукнется тому, кто ее произнес…

– Я клялся, понимая это, – ответил Мелиадус. – И я найду их, граф Шенегар, не беспокойся.

– Господа, я пришел напомнить вам, – продолжал Шенегар Тротт, – что наш король-император сгорает от нетерпения увидеть нас и услышать доклад о том, что вся Европа теперь его собственность.

– Я немедленно отправляюсь в Лондру, – сказал Мелиадус. – Там я посоветуюсь с магами-учеными и найду способ добраться до своих врагов. Прощайте, господа.

Он взялся за поводья, развернул коня и помчался галопом вниз с холма, провожаемый взглядами товарищей.

Звериные шлемы сошлись в кружок в свете пожара.

– Такая узость мысли может погубить всех нас, – прошептал один шлем.

– Подумаешь, – хихикнул Шенегар Тротт.