Изменить размер шрифта - +
 – Сэр Боженталь, – обратился он к гостю, – сказал мне, что твое нездоровье сильнее, чем мы думали. Но ты можешь гостить в замке Брасс столько, сколько захочешь. Надеюсь, Иссельда не утомила тебя разговорами.

– Нет. Наоборот… я отдохнул…

– Отлично! Сегодня вечером нас ждет небольшое развлечение. Я попросил Боженталя почитать что-нибудь из последних сочинений. Он обещал подобрать что-нибудь легкое и остроумное. Надеюсь, тебе понравится.

Хоукмун заметил, что граф Брасс очень внимательно смотрит на него, хотя держится всё так же дружелюбно. Неужели граф Брасс догадывается о его задании? Ведь он славится своей мудростью и способностью разбираться в людях. Но раз уж особенности характера Хоукмуна сбили с толку барона Калана, они, наверняка, точно так же ставят в тупик и графа. Так что, вероятно, бояться нечего.

 

В тот вечер устроили пир, выставив на стол всё лучшее из кладовых замка. За столом сидели почетные граждане Камарга, уважаемые скотоводы, а также несколько тореадоров, в том числе и давно выздоровевший Махтан Жюст, жизнь которого граф Брасс спас годом раньше. Рыба и курятина, красное мясо и белое, самые разные овощи, десятки наименований вина, эль, множество вкуснейших соусов и гарниров стояли на длинном столе. По правую руку от графа Брасса сидел Дориан Хоукмун, а по левую – Махтан Жюст, ставший в этом году победителем соревнований. Жюст относился к графу с такой почтительностью, с таким явным обожанием, что тот, казалось, даже несколько смущался. Иссельда занимала место рядом с Хоукмуном, а напротив нее сидел Боженталь. На другом конце стола с удовольствием отдавал должное еде Жонжак Экар, самый известный из крупных быкозаводчиков. У него была густая копна волос, борода скрывала пол-лица, а тяжелые меха, которые он носил, и громкий смех довершали образ. Рядом с ним посадили фон Виллаха, и эти двое, судя по всему, по-настоящему наслаждались обществом друг друга.

Когда пир уже подходил к концу, а выпечку, сладости и пикантные камаргские сыры унесли, перед каждым гостем выставили по три графина с разными винами, эль и большой кубок. Только у Иссельды стояла одна бутылка и небольшой бокал, но это было сделано не из соблюдения какого-то этикета, а по ее личному желанию, поскольку до того она пила наравне с мужчинами.

Вино уже немного затуманило разум Хоукмуна, отчего его поведение стало похоже на поведение нормального человека. Он даже улыбнулся разок-другой и, хотя не отвечал сотрапезникам шуткой на шутку, по крайней мере не оскорблял их чувства своим кислым видом.

– Боженталь! – прокричал граф Брасс. – Ты обещал нам балладу!

Тот с улыбкой поднялся. Лицо поэта пылало, как и у всех остальных, от вина и вкусной еды.

– Я назвал свою балладу «Император Глаукома». Надеюсь, она вас развлечет.

Граф Брасс внимательно вглядывался в серьезное лицо Боженталя, не скрывая улыбки. Поэт же говорил с жаром, сопровождая слова красноречивыми жестами, чтобы подчеркнуть ритм. Хоукмун оглядел стол. Некоторые улыбались, кто-то, осоловелый от вина, смотрел с недоумением. Сам Хоукмун по-прежнему не улыбался и не хмурился. Иссельда наклонилась к нему и что-то сказала, но он ее не услышал.

– О чем это он толкует? – проворчал фон Виллах.

– О событиях далекой старины, – покивал старый Жонжак Экар, – еще до Трагического Тысячелетия.

– Я бы лучше послушал военную балладу.

Жонжак приложил палец к заросшему бородой рту, призывая друга к молчанию, а Боженталь тем временем продолжал:

Хоукмун едва слышал его слова, однако ритм стиха оказывал на него какое-то странное воздействие. Сначала он было подумал, что это из-за вина, но потом ощутил, что в какой-то момент его разум как будто дрогнул и в грудь хлынули забытые ощущения.

Быстрый переход