– Он тоже служит этой Силе, хотя и не знает об этом.

На лице Малагиги мгновенно отразилась решимость.

– В таком случае я ему помогу, – заявил он твердо, – пусть даже мне придется рискнуть своей жизнью.

Хоукмун снова попытался подняться с постели.

– Что всё это значит? Кому это я служу? Я ничего не знаю…

Малагиги снял ткань с предмета, который принес с собой. Это оказалась сфера, испещренная крошечными неровностями, каждая из которых испускала свой цвет. Цвета непрерывно двигались, отчего Хоукмун часто заморгал.

– Прежде всего ты должен сосредоточиться, – велел ему Малагиги, поднося странный шар к самому его лицу. – Смотри на него. Смотри внимательно. Смотри долго. Следи за цветами, Дориан Хоукмун…

Тот отметил про себя, что больше не моргает, и понял, что не в силах отвести взгляд от стремительно меняющего цвета шара. Его захватило непривычное ощущение невесомости. Чувство нескончаемого благоденствия. Он заулыбался, а в следующий миг все вокруг подернулось туманом, и сам он как будто повис в этом мягком и теплом тумане вне времени и вне пространства. Он был в полном сознании и в то же время совершенно не ощущал окружающего мира, и это состояние длилось и длилось, и даже существование собственного тела, которое как будто больше не было его составляющей, казалось каким-то несущественным обстоятельством.

Его переносило с одного места на другое. Нежные краски тумана время от времени меняли тона – от розовых и алых до небесно-голубых и пронзительно-желтых, – но больше он ничего не видел и ничего не чувствовал. Зато пребывал в покое, какого никогда не знал прежде, может быть, только в раннем детстве, на руках у матери.

Затем пастельные тона покрылись сеточками более темных, тревожных цветов; умиротворение постепенно покинуло его, а перед глазами заметались зигзаги черных и кроваво-красных молний. На него навалилась какая-то тяжесть, вспыхнула ужасная боль, и он громко закричал.

В следующий миг он открыл глаза и в ужасе уставился на машину перед собой. Она в точности повторяла ту, которую он давным-давно видел в лабораториях короля Хуона.

Неужели он вернулся в Лондру?

Черные, золотые и серебряные нити нашептывали ему что-то, но уже не ласкали, как раньше, – наоборот, они съеживались, стараясь отпрянуть от него, становились всё короче и короче, пока не превратились лишь в точки в пространстве. Хоукмун огляделся и увидел Малагиги, а у него за спиной – лабораторию, где немногим раньше он спас мага от солдат Темной Империи.

Малагиги казался усталым, но на его старческом лице читалось огромное удовлетворение. Взяв машину Черного Камня, он опустил ее в металлическую коробку, крепко захлопнул крышку и запер на замок.

– Эта машина, – сипло проговорил Хоукмун. – Как она попала к тебе?

– Я ее сделал, – улыбнулся Малагиги. – Да-да, герцог Хоукмун, сделал! Потребовалась неделя упорного труда, пока ты лежал здесь, частично защищенный от другой машины, из Лондры, моими заклинаниями. В какой-то миг мне показалось, что я проиграл битву, но сегодня утром машина была завершена, не хватало лишь одного элемента…

– Какого же?

– Ее жизненной силы. То был критический момент – требовалось вовремя наложить заклинание. Понимаешь, мне пришлось оживить Черный Камень, позволить ему войти в твое сознание и заполнить его, чтобы моя машина поглотила его силу раньше, чем он начал пожирать твой разум.

Хоукмун облегченно улыбнулся.

– И всё получилось!

– Получилось. Теперь ты совершенно свободен от всяких страхов.

– Опасность, исходящую от людей, я готов встретить и с радостью дам отпор, – сказал Хоукмун, поднимаясь с кушетки.