– Помнишь, – сказал Боженталь, когда граф завершил рассказ, – как сегодня утром я советовал тебе ехать вместе с фон Виллахом или с кем-нибудь еще.

Фон Виллах, старший офицер графа, был верным старым солдатом, участвовавшим с ним вместе почти во всех прежних переделках.

Граф Брасс рассмеялся, заметив кислую мину друга.

– С фон Виллахом? Он стал старым и медлительным, к тому же было бы жестоко тащить его с собой в такую погоду!

Боженталь натянуто улыбнулся.

– Он на пару лет моложе тебя…

– Возможно, но разве он смог бы в одиночку побороть барагуна?

– Дело не в этом, – твердо гнул свое Боженталь. – Если бы ты поехал с ним и с отрядом солдат, ты бы вообще не встретил барагуна.

Граф Брасс взмахнул рукой, обозначая окончание спора.

– Я должен поддерживать себя в форме, а не то превращусь в такую же развалину, как фон Виллах.

– Но у тебя имеются обязательства перед людьми, отец, – мягко вставила Иссельда. – Если тебя убьют…

– Меня не убьют! – Граф презрительно улыбнулся, словно смерть могла касаться кого угодно, но только не его.

В свете пламени его лицо напоминало отлитую из металла военную маску какого-то древнего варварского племени, в нем действительно было что-то, не подверженное течению времени.

Иссельда пожала плечами. Она унаследовала от отца многие черты, а также уверенность, что спорить с такими упрямцами, как граф Брасс, нет смысла. Боженталь однажды написал о ней в поэме, не предназначенной для широкой публики: «Она как шелк, что нежен, но не рвется…» – и сейчас, наблюдая за дочерью и отцом, с теплотой отмечал схожесть их черт и характеров.

Он и сменил тему:

– Я сегодня слышал, что всего полгода назад Гранбретань захватила провинцию Кёльн. Они распространяются как зараза.

– Довольно полезная для здоровья зараза, – отозвался граф Брасс, откидываясь в кресле. – Они хотя бы приносят с собой порядок.

– Порядок в политическом смысле – наверное, – с некоторым жаром возразил Боженталь. – Но едва ли это порядок нравственный или духовный. Их жестокость не знает предела. Они безумны. Их души больны пристрастием ко всему дурному и ненавистью ко всему благородному.

Граф Брасс пригладил усы.

– Подобное зло существовало и раньше. Да взять хотя бы того булгарского колдуна, моего предшественника. Он был точно таким же злодеем, как они.

– Булгарец был одиночкой. Так же, как и маркиз Пешт, Рольдар Николаефф и прочие. И они были исключениями; почти во всех случаях те люди, которых они увлекали за собой, в итоге восставали против них и уничтожали их. А вот Темная Империя – это целый народ, состоящий из подобных личностей, и то, что они творят, считается там нормальным. В Кёльне они развлекались тем, что распяли всех девочек в городе, оскопили всех мальчиков, а взрослых, желавших спасти свои жизни, заставили совокупляться друг с другом прямо на улицах. Это неестественная жестокость, граф, и это еще не самое худшее, на что они способны. Такие развлечения подрывают самые основы человечности.

– Подобные слухи сильно преувеличены, друг мой. И ты должен это понимать. Да что далеко ходить, меня самого обвиняли…

– Из того, что я слышал, – перебил Боженталь, – можно заключить, что слухи не преувеличены, а упрощены. Если их публичные деяния настолько ужасны, то чем они наслаждаются втайне от всех?

Иссельда вздрогнула:

– Страшно подумать…

– Вот именно, – сказал Боженталь, поворачиваясь к ней.