Изменить размер шрифта - +
Сестрица Мария и братец Поль будут уже смуглые, как уголь, потому что их отправили вперед, едва только кончились занятия в школе. У сестрицы Марии оказались веснушки, и папаша рассердился. «Смотри не снимай чепец, — строго наказал он Миранде. — Имей в виду, еще и твое лицо испортить я не позволю». Но все-таки что это был за звук? У Миранды гудит в ушах и болит под ложечкой. Она должна во что бы то ни стало вернуться и выпустить цыпленка. Сам он никогда не выберется, весь закутанный в оберточную бумагу и засунутый в коробку из-под туфель. Нет, без нее ему не вылезти.

— Бабушка, мне надо вернуться. Мне обязательно, непременно надо вернуться.

Бабушка берет Миранду за подбородок, поворачивает лицом к себе и внимательно на нее смотрит, как смотрят только взрослые. Взгляд у бабушки всегда одинаковый — ни добрый, ни грустный, ни сердитый, ни усталый. Ее глаза просто смотрят, голубые и неподвижные.

— Что с тобой, Миранда, что случилось?

— Ох, мне просто надо вернуться. Я… я забыла одну важную вещь.

— Перестань плакать, глупая, и скажи мне, в чем дело.

Миранда не может перестать. У папаши озабоченный вид.

— Мэмми, может быть, малышка нездорова? — Он подносит свой носовой платок к ее лицу. — Что такое с моей деточкой? Съела что-нибудь?

Чтобы плакать, как нужно, во весь голос, приходится встать на ноги. Колеса крутятся, скрежеща по гальке, тарантас качается из стороны в сторону, бабушка держит ее за одну руку, папаша — за другую и смотрят друг на друга поверх ее головы таким знакомым Миранде неподвижным взглядом. Глаза у них совершенно одинаковые. Миранда моргает и ждет, кто пересилит. Но вот бабушка опускает свою руку и уступает Миранду отцу. Он передает вожжи дяде Джиму Билли, а ее поднимает через спинку сидения к себе. Она откидывается на его колени и грудь, словно в большом кресле, и сразу же перестает плакать.

— Мы не можем повернуть обратно просто оттого, что так кому-то в голову взбрело, — объясняет папаша вразумительным тоном, каким всегда говорит с нею, когда бабушка ее бранит. И сует ей носовой платок. — Ну-ка, высморкайся хорошенько. Что ты там забыла, детеныш? Мы тебе найдем еще лучше. Куклу, да?

Миранда кукол терпеть не может. Никогда в них и не играла. Она сдирала с них скальп и привязывала на головы котятам. А котята сразу же стаскивали. Очень смешно. И платья кукольные надевала на котят, и они в два счета из них вылезали. Такие сообразительные! Миранда вдруг снова заплакала во весь голос:

— Хочу свою куклу-у! — чтобы только заглушить тот жалобный голосок: виип, виип…

— Ну, если в этом только все дело, — успокоил ее папаша, — в Кедровой роще кукол целая груда. И добрых сорок новеньких котят. Как тебе это?

— Сорок? — переспрашивает Миранда.

— Около того.

Старая няня протягивает ей руку.

— Гляди-ка, малышка, я прихватила для тебя черных фиг.

Лицо у старой няни черное и морщинистое, в своем белом, с оборками, чепце она сама похожа на переспелую фигу. Миранда, крепко зажмурив глаза, качает головой.

— Разве прилично так себя вести, когда няня предлагает тебе угощение? — спрашивает бабушка с мягкой укоризной в голосе.

— Нет, мэм, — соглашается Миранда. — Спасибо, тетя няня.

Но фиги она так и не взяла.

 

Двоюродная бабушка Элайза, стоя на садовой лестнице, приставленной верхним концом к плоской крыше курятника, учила Гинри, как устанавливать телескоп.

— Для парня, что телескопа никогда в глаза не видел, — говорит она бабушке, которая на самом-то деле ее родная сестра София Джейн, — он не так уж и плохо справляется, если ему объяснять.

Быстрый переход