Эллен усмехнулся. Ногою в ярком сапоге, слушая далекие выстрелы, он разворошил громадный узел Харченки. В цветистом шелковом одеяле был увязан набор казенных простыней с метками Кольской роты, которой Харченко когда-то командовал; лежали тут серебряные ложки, где-то краденные, еще какая-то ерунда… Все это было мелочь, чепуха!

– Это и есть твои «завоевания революции»? – спросил Эллен равнодушно. – Жидко пляшешь, Харченко: алчность в тебе имеется, а вот вкуса к жизни нет… Это, брат, наследственное!

И ногою, как футболист, врезал поручик по узлу Харченки, – барахло закачалось на волнах, намокнув и быстро утопая.

– Не надо выть, – сказал Эллен комиссару. – Я думал, ты в человека здесь превратишься, а ты – крохобор несчастный…

К ним, затаенно крадучись, приближался Каратыгин.

– А где «Ломоносов»? – спросил еще издали.

– Вас ждал, – ответил Эллен. – Надоело ждать, и – ушел. Каратыгин опустил на доски тяжелый чемодан и внимательно посмотрел на плачущего Харченку; потом сказал поручику:

– Торговали – веселились, подсчитали – прослезились. Слушай, комиссар, а ты чего ревешь как корова?

– Тряпки жалеет, – небрежно ответил Эллен, зорко озираясь по сторонам. – У него тут одеяло было одно хорошее, ложки с офицерского табльдота, краденые… Еще что-то!

– Кому что дорого, – трагически отвечал Тим Харченко. – Мы не какие-нибудь, чтобы… Мы свое, кровное!

Каратыгин, прислушивась к спору, присел на чемодан.

– Чего расселся? – вдруг звонко выкрикнул Эллен, и Каратыгин вскочил, пальцы его тряслись. – Два шага вперед… арш!

Безотчетно повинуясь этому окрику, Каратыгин сделал два шага вперед. Третьего ему уже не пришлось делать никогда в жизни. Нога поручика вскинулась и ударила его в спину, – всплеснула вода под пирсом. Три четких выстрела, – конец!

Каратыгина не стало. Харченко даже рот раскрыл…

– Спокойно, – сказал Эллен, наведя на него браунинг.

– Я спокойно… – отвечал тот.

– Открой чемодан.

Харченко, косясь на браунинг, открыл каратыгинский чемодан и ахнул: плотно лежали там пачки английских фунтов.

– Закрой! – велел ему Эллен, на глаз определив ценность. – Сразу видно, что покойник, помимо алчности, имел вкус…

Харченко торопливо застегнул чемодан и выпрямился.

– Теперь – вскинь рундук на плечо и шагай смело.

Чемодан взлетел на погон «химического» прапорщика.

– Куды следовать? – спросил Харченко страшась.

– Куда я тебе скажу…

– До Александровска бы!

– Не ерунди. Пока бредем по берегу, пока фиорд пересечем, большевики будут уже в Александровске… Вперед!

Харченко шагнул, и его мотнуло от тяжести чемодана справа налево, потом слева направо. Эллен помог ему приобрести равновесие, доброжелательно ткнув браунингом в спину – между лопаток.

– Не путайся, мой комиссарчик, – сказал он, впадая в мажор. – Ни писать, ни думать тебе больше не придется. Вдохновлять массы в твоем лице буду отныне я!.. Мне просто нужна грубая гужевая сила, представленная здесь твоим пролетарско-крестьянским происхождением… Откуда ты сам-то будешь?

– Из-псд Полтавы, – прохрипел Харченко, изнемогая.

– Прекрасные места… Что у тебя там было?

– Хуторок был.