Товарищи!

В 3 часа дня 21 февраля в Мурманске пала власть гнилой буржуазии. Настала пора нашей общей, коллективной работы. Власть, захваченную нами и принадлежащую нам, необходимо закрепить так, чтобы снова не сбиться с прямой дороги (!)…

Революционная волна, всколыхнувшая нас, должна пробудить в нас самосознание, должна не только дать нам частичный тактический успех, но обновить нас и придать нам энергии и воодушевления…

Трезвость, спокойствие, порядок, усиленная работоспособность, дисциплина – пусть будут нашим девизом в эти дни. Бесчинства, грабежи, самоуправство, пьянство – пусть отпадут безвозвратно. От этого проклятого наследства буржуазного воспитания нам пора отказаться…»

Шла запись в партию большевиков. Желающих было немало, и машинист Песошников читал на собрании условия.

– Первое! – говорил он в толпу. – Желающие вступить в ряды нашей партии приносят с собой рекомендацию двух членов партии.

Из зала выкрики:

– Ишь ты, да где их взять-то, членов этих?

– Большаков у нас, верно, раз, два и обчелся!

– Песошников, к тебе же и пойдем все за рекомендацией…

Машинист поднял руку.

– Чего психуете? – сказал. – Я еще не закончил чтения…

– Валяй, – одобрили, и стало тихо.

Песошников встряхнул в руке бумагу – белую в черной руке.

– Случай далее. Мы знаем, что членов партии у нас на Мурмане ничтожно мало. И мы учли это. А потому желающий стать большевиком может принести просто отзыв о себе. Отзыв от группы товарищей с работы своей. Но уже не от лица двух человек, а от лица пятнадцати человек… Ясно?

– Ясно! Катай далее.

– А дальше так, – говорил Песошников, посверкивая глазами. – Отзыв этот должен быть написан в таком плане, чтобы сообщили о прежнем и нынешнем отношении твоем к Советской власти. А также о порядочности и человеческой честности… Жуликов нам не надо!

Тут многие приуныли: насчет порядочности да честности за время интервенции было туговато. Песошников это понимал, но щадить никого не стал.

– Повторяю! – выкрикнул. – Человеческая честность и благородство души – главные условия для большевика… Всех остальных – не нужно! Алкоголиков тоже просим не беспокоиться: им дорога в партию, говорю это прямо, навсегда закрыта!..

От стола президиума метнулся к дверям Безменов, на ходу клея на макушку свою шапчонку. Это все заметили – с весельем.

– Эк, сорвался! Видать, вспомнил, что выпить пора пришла..

– Павлуха! – остановил его машинист. – Ты куда?

– Постой, я сейчас вернусь. Мы тут одно забыли… «И как же могли забыть?» – переживал Безменов, расхрустывая снег валенками. Быстро дошагал до бараков флотской роты. В темных помойках, зловеще и мрачно, проступали норы дезертиров. Вынул пистолет и палил в небо, пока не вылезла наружу заросшая сивым волосом голова – словно чумовой показался.

– Ты хто? – прохрипел дяденька. – Чего людей будишь?

– Я большевик, – сказал Безменов. – А тебе, дяденька, не скушно ли там сидеть в кожуре от картошки? Выкладывай по чести: какой годик тамо-тко дремлешь?

– Кажись, на второй перебросило… А ты не шуми, – сказал дезертир, вертя башкой по сторонам. – Эдак-то власть придет… и заломят тебе пятки к затылку!

– Вылезай! – И Безменов подал дезертиру руку. – Ты свое отвоевал. А власть, которой ты так боишься, давно кончилась… Третий день уже власть новая, понял?

Но не так-то легко было уговорить: народец тут жил пуганый.