– Эммануэль! – зовет босс. – Наш договор еще в силе?

– Жду не дождусь, – приходит ответ.

Эммануэль сидит на полу в середине бытовочной, поджав ноги по-турецки. Где-то над его головой все еще летает пуля, выпущенная Глубокой Глоткой. Эйнштейн ведет «сэра» в тамбур и просит Горгону, как я в свое время:

– Освободи его разум, пожалуйста. А то неловко отдавать овощ.

– Айн момент! Только добавлю, мальчики, легкий штрих.

Она приседает и, резко распрямившись, словно взлетая, издает ртом знакомые щелчки и свист. Длится это, как и раньше, секунды две, не больше. Мы с Эйнштейном переглядываемся. А Глубокая Глотка начинает заторможенно вылезать из защитного комбинезона, потом снимает с себя шерстяные рейтузы – и так дальше, не останавливаясь, пока не оголяется снизу по полной. Как девушке нравится.

– Дурные вкусы, – позволяю я себе легкое осуждение. – Дешевая страсть к плебейским забавам.

– Нормально.

Выйдя из транса, Глотка недоуменно оглядывает себя, поднимая края рубашки и любуясь своими чреслами. Не дожидаясь, когда он окончательно войдет в ум, Эйнштейн выталкивает его из тамбура – в ловушку, в объятия щерящегося напарника.

– Инженер обещал, инженер сделал. Твоя очередь, Эммануэль.

Глубокая Глотка вдруг вскрикивает. Что такое? Ничего особенного, просто в плечо ему попала его же пуля. Завершились рикошеты и метания крохотного куска стали, по-моему, это справедливо. Эммануэль валит бывшего товарища на пол, выхватывает нож, спрятанный на голени, а тот и не сопротивляется.

– Нас снаряжал и ставил нам цели майор Глиттер, – произносит Эммануэль, не поворачивая головы. – Кто крутит им, я не знаю, но, думаю, кто-то из разведки. Мне кажется, это не военные. И еще одно, может, тебе пригодится. Участвовал также доктор Кейси, это он объяснил нам про ваших мутантов, про девчонку и «химика». Посоветовал носить шлемы, чтобы она мозги не задурила. Мы в расчете?

– Приятного аппетита, – говорит Эйнштейн и теряет к бытовочной интерес. – Глиттер! Вот оно как, значит…

Майор Глиттер – начальник Службы инфильтрации, командир над военными сталкерами Института. Влиятельная фигура.

– Помню доктора Кейси, – говорю я. – Не его ли вы однажды избили в своем кабинете, разбив его телом знаменитый аквариум? Если, конечно, это не легенда.

– Не легенда.

– За что?

– Он был у нас педиатром. Пользуясь своим положением, фотографировал детишек. Раздетыми, если ты понимаешь, о чем я. Ню для извращенцев. Я тогда подумал, это просто гнида, больной ублюдок, а теперь засомневался. Может, ему фотографии совсем для другого были нужны? Для досье, например. Для исследований на стороне… Разберемся, Питер. Пора уходить.

Из бытовочной слышны душераздирающие вопли. Эйнштейн недовольно морщится, идет туда и закрывает дверь.

Пока решались все эти дела, наши освобожденные товарищи, Лопата и Скарабей, просто ждали. Лопата, сняв оковы, поднялся спокойно, как будто отдыхал здесь, пользуясь случаем. Содрал с одного из тел броник, надел на себя. Взял М-16… Я подхожу к Скарабею.

– Скари, – говорю, – с тобой все в порядке? Как же ты не унюхал десантников, Скари? Здесь же кругом вентиляция, воздух общий.

– Спал, – отвечает он коротко. Кафельная плитка, которую он машинально отдирал пальцами, падает и разбивается.