— Всему своя цена. — Старик часто заморгал, словно раскаиваясь в своей болтливости.

— Что было, то прошло, — сказал Сабир.

— Да. Но я слишком много наговорил. Что–то часто стал нести Бог весть что с тех пор, как увидел его кровь, сохрани, великий Боже.

Воспитанница шантажиста, плебейская прислуга, жена дряхлого старика, организатор страшного преступления, источник безумного наслаждения, твоя постоянная мучительница. Беспочвенная надежда привела тебя в ее кровавый отель, а потом бросила в когти этой убийственной ситуации. Подобие той надежды, которая заставила тебя бежать как сумасшедшего за автомобилем.

Двойной кофе, чтобы прогнать сонливость. Сабир не отрываясь смотрел на телефон сквозь поднимающиеся облака сигаретного дыма. Когда же позвонит Керима? В течение нескольких минут хлестал проливной дождь. Потом небо прояснилось, но улицу залило грязным потоком. Керима безмолвствует, как смерть, словно и не знает о его страданиях. А ты напиваешься дрянным вином, до рассвета маешься на постели от бессонницы. Мечтаешь о всякой всячине, и тебе мерещится, будто постояльцы слышат твои призывы. Если будешь плохо выглядеть, это не ускользнет от внимания сыщика. А Кериме на все наплевать.

Он попросил посадить его за свой обычный стол. Салон был полон постояльцами, но из прежних едва ли один остался — поразъехались сразу после убийства. Место освободилось. Заранее становилось тошно при мысли об идиотской болтовне соседей по столу, но от этого было не уйти. Один мужчина обратился к нему:

— Арестовали убийцу. Сабир улыбнулся, пытаясь скрыть раздражение.

— Я уже слышал.

— Али Сурейкус?

— Да.

Человек запахнул потуже абаю и сказал:

— Просто грабеж. Вовсе не то, что я думал.

— А чего вы ожидали?

— Честно говоря, я невысокого мнения о женщинах. Сабир посмотрел на него с удивлением. Мужчина пояснил:

— Молодая красивая жена. Унаследует немалое состояние.

— У меня тоже мелькнула такая мысль, — сказал Сабир, стараясь не выдать волнение.

Человек засмеялся:

— Некоторые мысли грешны.

А не пришло ли то же самое в голову следователю? Но Керима хранит гробовое молчание. Да и телефон молчит как на грех. А на улице — холод, дождь, грязь. Не смолкает голос нищего. Мухаммед Сави окликнул Сабира, показывая на телефон. С мольбой в душе Сабир бросился к телефону.

— Алло!

— Сабир?

Могло ли ему прийти в голову, что ее голос вызовет у него такое разочарование?

— Ильхам… Как поживаешь?

— Я тебе помешала?

— Нет–нет, что ты! Просто мне нездоровится. Но сегодня я буду ждать тебя.

Порвать с ней сразу не хватает духу. Куда легче было бы, если бы инициатива в этом исходила от нее. Он обязан уберечь ее от всей этой грязи, даже если придется резать по–живому. Она ведь даже не подозревает о том, что творится у него в голове. Лишь укоризненно улыбается, и в ее взгляде чистота, не омраченная никаким грехом. Как же угораздило его влюбиться в нее так глубоко и искренне!

Он крепко сжал ее руку в своей ладони.

— Не чувствуешь себя виноватым? — спросила она. У него слова застряли в горле. Сняв перчатки, она села за стол и спросила с тревогой:

— Здорово тебя прохватило?

— Проклятый грипп.

— Кто–нибудь за тобой присматривает?

— Нет.

— Доктора вызывал?

— Нет. Да я уже выздоровел. Так, чуть–чуть осталось.

— Ну что ж, рада слышать. Больше сока пей. Пока ели, она подолгу не отрывала взгляда от его лица.