Хантер подошел, внимательно посмотрел на человека в кресле, и Уорнер смутился и испытал замешательство, заметив в его глазах что-то похожее на сострадание.

— Ты принадлежишь к старой школе. Но даже старые псы вроде тебя время от времени обучаются новым фокусам.

Он поднял с колен Уорнера бутылку с водой и отвинтил крышку. Отпил глоток, и пленник в кресле подумал: да, разумеется, все это лишь для того, чтобы еще раз помучить меня. Однако Хантер опустил бутылку и поднес ко рту Уорнера.

Опасаясь — и зная, — что это просто обман, но от отчаяния не в силах сопротивляться, Уорнер жадно потянулся к бутылке. Хантер приблизил горлышко к его рту, аккуратно наклонил. Вода медленно, непрерывной струей потекла ему в рот. Он явственно чувствовал, как та стекает по пищеводу и попадает в желудок. Хантер держал бутылку, постепенно меняя угол наклона, чтобы вода текла непрерывно, пока бутылка не опустела. Затем он смял ее, убрал в карман и подошел к тому выступу над ямой, где забирался накануне.

— Спокойной тебе ночи, Дэвид.

Пытаясь побороть подступающую тошноту, Уорнер повернул к нему голову.

— Она ведь сказала тебе что-то еще.

Хантер улыбнулся.

— Я вернусь.

Он сел на край дыры и уже собирался спрыгнуть, но задержался, будто ему в голову только что пришла мысль.

— Да, еще одно, — добавил он. — Проезжая по Лонгбот-Ки, я кое-что заметил. Не знаю, что это значит, но может, ты знаешь. Похоже, копы сильно заинтересовались твоим домом. Там стояло четыре или пять машин. И еще пара фургонов криминалистов. Больно много суеты вокруг пропавшего человека, пусть даже и очень богатого.

Он подмигнул, а потом исчез.

Вода все изменила. В голове у него прояснилось. Уорнер понимал, что это временно, и по неизвестной причине ему представился верный пес, запертый в доме со старым, умершим хозяином; тот лакает кровь из тела, прогрызает дырку, засовывает туда нос, кусает… Короче говоря, здорово. Мясная жила. Но когда она кончится, то уже навсегда.

Он почувствовал себя вполне сносно. Мысли уже в состоянии были сопротивляться самим себе, обращаясь к золотым денечкам. Его разум могучими руками поднял перед его мысленным взором счастливые моменты. Он мог подержать их, покрутить так и сяк, рассмотреть прошлое под любым углом. Еще недавно такие воспоминания сопровождались бы слабыми уколами совести и сомнениями. А сейчас? Нет нужды, нет места и времени. Он имеет право быть тем, кто он есть и будет всегда.

Он посмотрел прямо перед собой широко открытыми глазами. Спустя какое-то время они начали болеть, вступая в сговор с подступающими сумерками, и края комнаты расплылись.

Когда появлялись женщины, Уорнер понимал, что те были всего лишь плодами его воображения. Он не был уверен насчет Кейти, но знал, что остальные фигуры, начавшие возникать на периферии его зрения, были всего-навсего порождениями памяти. Он вспомнил, что действительно носился с мыслью о подобном каталоге, о котором напомнил ему призрак Кейти. Но знал, что его разум сейчас подсовывает ему совсем другое, эти образы, заполнившие пространство, принадлежат вовсе не тем, кто его любил и хотел. Уорнер сыграл в их жизнях совсем иную роль, и их так много. И даже не подозревал, сколько их на самом деле.

Он не боится.

Но он ведь и не дурак.

Подготовившись, он вцепился в края подлокотников обеими руками. Уперся в пол пятками. Закрыл глаза и оттолкнулся, немного отрывая от пола передние ножки кресла.

Затем с силой откинулся на спинку.

Кресло покачнулось, раз, другой, а затем медленно перевалилось через край.

Глава 20

Далеко я не уехал. Оказавшись на главном шоссе и не повстречав по дороге полицейской машины, я немного успокоился. Я понимал, что совершил не слишком умный поступок, но и на дерзкий побег, достойный внимания Си-эн-эн, это тоже не тянет.