Возможно, я совершил большую глупость. Но мне было наплевать. Бегство от нее казалось первым разумным и осознанным поступком, начиная с того пива «У Кранка» накануне вечером, а может быть, и гораздо раньше.
Остановившись на углу, я провел мысленную инвентаризацию, пока мимо сновали грузовики и легковушки. У меня имелся телефон, почти полностью заряженный (благодаря любезности мертвой девушки, но об этом лучше пока не думать). У меня был бумажник, кредитки и примерно шестьдесят долларов наличными. Все это были хорошие новости.
На мне была измятая рубашка и пожеванные светлые брюки в пятнах от пота. На обеих штанинах внизу подтеки красного вина — остались, когда жидкость изверглась обратно. У меня раскалывалась голова, руки тряслись, причем не только от напряжения, и на меня навалилась тошнота, которая усиливалась с каждой минутой. Вот тут уже ничего хорошего.
Потом до меня дошло, что я оставил в квартире Кэсс свою флешку — карту памяти, где были фотографии Каррен (единственное доказательство того, что кто-то куражится надо мной), а также копии писем и документов с моим именем и адресом, — и значит, меня вычислят за пару секунд.
Положение было еще более плачевным, чем я предполагал.
В конце концов я убедил себя, что меня не тошнит, и двинулся дальше неровной трусцой. В центре следующего квартала я заметил небольшой магазин. Купил бутылку холодной воды и пачку бронебойного обезболивающего. Запил горсть последнего половиной первого еще до того, как успел заплатить. В животе заворочалось, но я заставил себя успокоиться.
Выйдя обратно на улицу, я задумался над тем, что делать дальше, не забывая поглядывать на дорогу и тротуар, на тот случай, если Джейн Доу просто где-то задержалась. Я никак не мог упорядочить мысли, и передо мной то и дело отчетливо всплывал тот факт, что время близится к половине десятого. Значит, Каррен уже сидит за своим столом, гадая, куда я мог запропаститься. Это беспокоило меня вовсе не с точки зрения честолюбия, только не сегодня. Но я все-таки должен появиться в конторе. Хотя жизнь моя рассыпалась в прах, я, словно безумный, уцепился за эту мысль.
— Каррен, — произнес я, когда она сняла трубку. В голове так гудело, что она, наверное, слышала на другом конце провода.
— А, привет, — радостно отозвалась она. — Как раз подумала, где же ты. Заметила, что за столом тебя нет. А ты вот он где, в телефоне.
Ее голос был словно аудиооткрытка из другой жизни, такая ностальгическая, что у меня защипало в носу.
— Ага. Я это… задержался.
— Ничего страшного. Сегодня утром тут все равно глухо, как в могиле. Ты разрешил свои проблемы?
Я понятия не имел, что она имеет в виду. Но потом вспомнил наш последний разговор, который касался Стефани и ее таинственного исчезновения.
— Пока нет, — сказал я. — Но у меня есть надежда.
— Великолепно. Хорошо, когда есть надежда. Так когда мне тебя ждать?
— Еще немного задержусь, — сказал я, прикрывая трубку рукой от шума улицы. — У меня через полчаса встреча, а потом, наверное, сразу в контору.
— Встреча? Что-то важное?
— Нет. Все та же рутина. Все, пока.
Я завершил разговор, а в ушах отдавались эхом только что сказанные слова. «Та же рутина». Я понял, что теперь у меня лишь две возможности, два пути, ведущих отсюда. Либо бежать дальше… либо не бежать. Либо выставить себя человеком, который совершил какой-то проступок — когда на самом деле вовсе ничего не совершал, — либо держаться все той же рутины, делая все возможное, чтобы понять, что за чертовщина творится и как прекратить безобразие. Тайно внедриться в собственную жизнь, по сути дела.
Я сразу же понял, в каком действии больше смысла, и именно разговор с Каррен заставил меня понять. |