— Омар Хайям, — теперь мягко улыбалась уже Рухшона. — Ты просто из тюрков, не фарси, вот и не знаешь, ммм, азбуки. Это как… не знаю. Классика, короче! Не одна тысяча лет поговорке. Кстати, он и на вашем тюркском писал! Когда он жил, у образованных людей ваш и наш языки были обязательной нормой.

— Хм. Ладно, возможно…

— Не «возможно», а так и есть, — вежливо, но твердо настояла на своём владелица заведения. — У вас за это время просто язык менялся. Не то что сильнее, а вообще менялся. Я не говорю по-вашему, но, насколько знаю, вы собственный тысячелетний текст не прочтёте и не поймёте же?

— У нас и письменность не та, что в древности, не только сам язык… А вы что, свой понимаете, что ли?!

— Да. А мы Хайяма и сейчас понимаем. Морфологические и грамматические изменения языка незначительны и непринципиальны. Менялись значения слов, но есть куча словарей, в которых можно посмотреть то или иное понятие, когда встречается незнакомое значение. Если же человек хорошо образован, то он и устаревшие слова часто понимает. Уж этого автора, да известную цитату, точно прочтёт.

— Хм. Ладно, ты не врёшь, — задумалась Жаннат на мгновение, сверяясь с интерфейсом.

Рухшона звонко расхохоталась в ответ.

— Ладно, едем дальше. Помнишь, ты говорил о своём заведующем кафедрой? — продолжила Иманберды.

— Помню.

— Как была его фамилия?

— Блэкстер.

— А это в каком университете? Я не нашла ни такой фамилии, ни университета, в котором кто-то хотя бы похожий заведовал кафедрой психолингвистики.

— А кафедра совсем иначе называлась, — неподдельно удивился Виктор. — Психолингвистика — это его научное направление. Кафедра же была до невозможности прагматичной и рассчитанной исключительно на прикладное. Не на глубокую науку.

— Просто во главе стоял сильный учёный- теоретик? — уточнила Дария.

— Да. Можно и так сказать.

— Язык-то какой был? — спокойно вздохнула хозяйка заведения.

— Английский, — снова ничего не понимая, удивился парень.

— Так ты чё, в английском секторе учился?! — синхронно выпалили близнецы. — Не в русском?!

— Где я только не учился. Скажем, по английскому, разумеется, защищался в той стороне, где он родной. Ну не у китайцев же было его учить!

— А-а-а, ясно. — Жаннат моментально расслабилась. — Тогда всё может быть. Ладно. Если ты из сектора в сектор перемещался, то вопросов больше не задаю. Извини.

* * *

Я не опер и никогда им не был. Именно поэтому в нашей беседе крайне невовремя всплывают те моменты, которые едва не ставят меня в тупик. Явно надо было меньше болтать языком после переноса.

С другой стороны, я до сих пор не понимаю, чего ради бы скрывать тщательно своё происхождение. Делаю это скорее по инерции.

Впрочем, ничего страшного в итоге разговора и не происходит.

Оказывается, с развитием ноль-переноса колонизация миров пошла по географическому и территориальному признаку, который очень тесно связан с языковым вопросом.

Есть миры, где доминирует культура бенгали. Есть — где франкская или германская. Английская, японская, китайская. Испанская, хинди и так далее.

Вселенная оказалась действительно бесконечной, если перемещаться по ней мгновенно. Мы вот находимся в русском секторе, правда, в смешанной группе миров. Есть и соседи, даже на планете.

Попутно, худа без добра не бывает. Если бы не этот эпизод, я бы вряд ли так быстро выяснил административную систему разделения обитаемого космоса.