И хотя Мы сами будем матерями и отцами для этой галактики, все равно вы останетесь Нашими родителями и единственными чужими, которых мы когда-либо знали. Оставьте Нам что-нибудь от себя".
– Если вы и экипаж захотите это сделать, капитан, – сказала Кет'лк, – я могу вплести некоторые из ваших воспоминаний в ткань этого пространства. Так, чтобы для Них не было опасности их потерять.
– Сделайте это, Кет'лк, – ответил капитан. – Вот только...
– Да, сэр.
– Вы сказали "чуть меньше вечности".
– Не волнуйтесь, капитан. В конце концов, кто сказал, что энтропия вечна? Мы создадим для Них неплохую галактику, не беспокойтесь. Они будут помнить о нас, даже когда все галактики станут лишь старой забытой историей.
– И, кроме того, мы вложим в Них основные принципы управления галактикой, – продолжил Харб. – Так что Они впоследствии сами смогут вносить изменения в ее внешний вид.
– В таком случае, я начинаю, – сообщила Кет'лк.
– Кет, – послышался голос.
Из толпы вышел Маккой и опустился перед ней на колени. Он выглядел чем-то обеспокоенным.
– У меня только один вопрос. Когда ты начнешь создавать уравнение, ты вложишь в него смерть?
Сияние заметно потускнело. То же произошло и с глазами Кет'лк.
– Л'нрд, – торжественно и печально обратилась она к нему. – Ты сам все сказал. Им нужно время, но время не может существовать без энтропии. А вместе с ней неизбежно придет смерть.
– Но ведь ты же созидательный физик. Разве ты не можешь как-нибудь опустить эту часть в уравнении? – спросил Маккой. Было что-то тоскливое в его взгляде, поскольку он заранее знал, что это невозможно, и не мог этого перенести. – Пусть течет время, но несет с собою только жизнь.
Какое-то время Кет'лк молча смотрела на него.
– Пожалуй, я смогу внести подобные изменения в уравнение, – сказала она наконец. – Но я не знаю точно, каковы будут результаты. По-моему, просто сумасшествие внедрять такие вещи, предварительно не опробовав их. Но у нас нет никакой возможности для проведения экспериментов. После того, как я произнесу последнее Слово, последствия станут необратимыми. Но естественные законы могут оказаться незаконченными. А результатом подобного эксперимента может стать хаос, как тот, что мы видели на границе Малого Магелланова Облака. Имею ли я право на проведение такого опыта с Ними, что может случайно перебросить Их в не правильную временную спираль, или во временной парадокс. Ведь Они, возможно, никогда не смогут выбраться оттуда.
Маккой стоял молчаливый и недвижимый.
– Доктор, – мягко произнес Спок. – Вы не так часто читаете сказки и мифы, но этот, я думаю, вы знаете. Как умер Эскулап?
Лицо Маккоя стало мрачным.
– Он был великим исцелителем, – рассказывал он. – В конце концов, кто-то пообещал ему огромную плату за то, что он оживит мертвого. И он оживил. Но боги не простили ему этого и убили ударом молнии.
Спок молча смотрел на Маккоя.
Затем надежда вспыхнула на его лице, и свечение вокруг него стало еще ярче.
– Но ведь затем, – с триумфом произнес он, – боги пожалели о содеянном и сделали богами и Эскулапа, и того человека, которого он оживил.
– Но все равно, им пришлось умереть для того, чтобы обрести божественность, – сказал Спок. – Леонард, может произойти великая трагедия, если мы позволим Им стать почти вечными, но не дадим никаких гарантий. Уравнение, которое Кет'лк хочет применить здесь, заставит Их забыть о том, кто Они есть, забыть об Их божественности, пока Они будут жить. Как же мы можем перекрыть Им единственный путь, про который знаем, что он приведет Их к этому знанию? – Маккой отвернулся, а Спок с еще большей мягкостью продолжил:
– Леонард, Они сами знают, что делать. |