Не открывая глаз, Эдди согнул и разогнул ее. Не болит. Не дергает.
Голубых бомбардирских глаз тоже нет. А отключки - это просто сочетание
подходняка с основательным приступом того, что великий оракул и выдающийся
и т.д. и т.п., несомненно, назвал бы "мандраж контрабандиста".
"Но я все равно сейчас засну, - подумал он, - И что будет?"
Мимо него, как оторвавшийся воздушный шар, проплыло лицо Генри. "Не
беспокойся, - говорил Генри. - Ты будешь в порядочке, братик. Ты прилетишь
в Нассау, поселишься в отеле "Акинас", в пятницу, поздно вечером, зайдет
мужик. Из стоящих парней. Он тебя отоварит так, чтобы тебе хватило на весь
уик-энд. В воскресенье, опять же поздно вечером, он принесет марафет, а ты
ему дашь ключ от абонированного сейфа. В понедельник утром ты все
сделаешь, как обычно, как велел Балазар. Этот малый не подведет; он знает,
как надо. В понедельник же, в полдень, ты улетишь, и при таком честном
лице, как у тебя, ты пройдешь досмотр только так, с ветерком, и еще солнце
не сядет, а мы уже будем рубать бифштексы в "Искорках". Все пройдет с
ветерком, братик, с прохладным, приятным ветерком".
Но ветерок оказался довольно-таки жарким.
Беда Эдди и Генри заключалась в том, что они были, как Чарли Браун и
Люси. Они отличались от них только тем, что Генри иногда придерживал
футбольный мяч, чтобы Эдди мог по нему ударить - не часто, но иногда. Эдди
даже как-то раз, во время очередного героинового кайфа, подумал, что надо
бы написать Чарльзу Шульцу письмо. "Дорогой м-р Шульц, - написал бы он, -
напрасно у вас Люси ВСЕГДА в последний момент поднимает мяч вверх. Ей бы
надо время от времени придерживать его на земле. Не так, чтобы Чарли Браун
мог заранее догадаться, когда она это сделает, понимаете? Иногда она могла
бы оставлять мяч на земле, чтобы он мог по нему ударить, три, даже четыре
раза подряд, а потом целый месяц - ни разу, потом один раз, потом
три-четыре дня ни разу, ну, вы, наверно, поняли мою идею. Вот от этого
пацан бы ПО-НАСТОЯЩЕМУ охерел бы, правда?"
Эдди точно знал, что пацан от этого охерел бы по-настоящему.
Он знал это по опыту.
"Из стоящих парней", сказал Генри, но тип, который заявился, оказался
смугловатым гаденышем с британским выговором, усиками в ниточку, точно в
фильме "черной серии" сороковых годов, и желтыми зубами, которые все
загибались внутрь, как зубья очень старого капкана.
- Ключ у вас, сеньор? - спросил он, только из-за его произношения,
какое вырабатывают в британских аристократических школах-интернатах, это
слово прозвучало, как "синий ор".
- С ключом порядок, если вы об этом, - сказал Эдди.
- Тогда дайте его мне.
- Так не пойдет. Предполагается, что у вас кое-что есть, столько,
чтобы мне хватило на уикэнд. Предполагается, что в воскресенье вечером вы
мне принесете еще кое-что, и тогда я отдам вам ключ. В понедельник вы
отправитесь в город и при помощи этого ключа получите что-то другое. |