Изменить размер шрифта - +
Хотелось спать. Никогда в жизни ему так не  хотелось  спать.
Но когда выполняешь свой долг, приемлемых причин  для  отказа  никогда  не
бывает.
     - Корт, - сказал он голосом,  который  сам  не  мог  узнать,  и  сухо
засмеялся.
     Медленно-медленно  он  собрал  револьверы  и  зарядил  их  патронами,
которые считал сухими. Когда это дело было  сделано,  он  взял  револьвер,
предназначенный для левой руки, взвел курок... и  вновь  медленно  опустил
его. Да, он хочет знать.  Хочет  знать,  услышит  ли,  нажав  спуск,  звук
выстрела или только очередной бесполезный  щелчок.  Но  щелчок  ничего  не
будет значить, а выстрел только сведет двадцать к  девятнадцати...  или  к
девяти... или к трем... или к нулю.
     Стрелок оторвал от рубашки еще кусок, положил на него другие  патроны
- те, что промокли, - и, орудуя левой рукой и зубами, завязал в узелок. Он
положил их в кошель.
     Спать, требовало его тело. Спать, ты должен поспать, сейчас, пока  не
стемнело, ничего не осталось, ты весь выложился...
     Роланд с трудом встал и оглядел пустынный берег. Цветом он был  похож
на давно не стиранное белье. Он был усеян бесцветными ракушками. Там и сям
из крупного песка торчали большие камни, покрытые птичьим пометом;  старые
слои были желтыми, как зубы  древнего  черепа,  а  более  свежие  пятна  -
белыми.
     Линия прилива была отмечена сохнущими бурыми водорослями. Он  увидел,
что возле этой линии лежат куски его сапога и его бурдюки. То,  что  такие
высокие волны не смыли его бурдюки в море,  показалось  ему  почти  чудом.
Медленной походкой, мучительно хромая, стрелок подошел к  месту,  где  они
лежали, поднял один из них, поднес к уху и потряс. Второй был  пуст.  А  в
этом еще оставалось немного воды. Большинство людей не смогли бы  отличить
один от другого, но стрелок различал  свои  бурдюки,  как  мать  различает
своих двойняшек. Ведь он странствовал  со  своими  бурдюками  уже  столько
времени. Внутри плескалась вода. Это  было  хорошо  -  словно  подарок.  И
тварь, которая напала на него, и любая из  остальных  могла  бы  разорвать
этот бурдюк, или второй, одним небрежным щипком клешни, но не разорвала, и
море пощадило его. Никаких следов самой твари не было видно, хотя оба  они
ночью оставались намного выше линии прилива. Быть может, ее утащили другие
хищники; быть может, ее родня устроила ей похороны в море,  подобно  тому,
как элефанты, гигантские звери, о которых он слышал в детстве, в  сказках,
будто бы сами хоронят своих умерших.
     Роланд левым  локтем  приподнял  бурдюк,  жадно,  большими  глотками,
напился и почувствовал,  что  к  нему  возвращаются  силы.  Правый  сапог,
конечно, погиб... но потом он ощутил искру  надежды.  Головка  и  подметка
остались целы - исцарапаны, но  целы,  и,  может  быть,  удастся  обрезать
второе голенище под пару этому, смастерить что-нибудь, чего хватит хотя бы
на время...
     Его исподволь охватила слабость. Роланд попытался бороться с ней,  но
у него подогнулись колени, и он неловко, прикусив язык, сел.
Быстрый переход