— О, я буду жив.

— Но вы же сейчас мрёте, как мухи, верно? Говорят, появилась какая-то новомодная болезнь, которая скоро очистит мир от задотрясов, как, бывало, выражался мой покойный муж. Надеюсь, вы не находите этот эпитет для себя зазорным.

— Я думаю, вы преувеличиваете.

— Что ж, по крайней мере, так пишут в газетах.

— Газеты переполнены гомофобией, — сказал Даффи. Почему нет? Она думает, что он обычный задотряс в уродливом галстуке. Почему не показать ей, что и он знает кой-какие учёные слова?

— Никогда прежде не слышала этого слова, — сказала мать Генри. — Полагаю, это всего лишь вежливый способ сказать, что вы не любите гомиков.

Генри поднялся и поставил чашку на поднос.

— Ты ведь приведёшь к нам своего друга снова? — раздалось с инвалидного кресла. — Мне не терпится наконец узнать, что там куда вставляется.

Гравий перед Уинтертон-Хаусом, казалось, был самую чуточку более снобский, чем тот, что перед Браунскомб-Холлом. Возможно, гравий тоже бывает первоклассным, а Вику достался завалящий.

— Ваша матушка — особа с характером.

— Я не нахожу слов, чтобы извиниться перед вами… — Генри едва не покраснел.

— Не нужно. По сравнению с некоторыми она как глоток кислорода. Но если вы хотите-таки извиниться, то дайте мне ещё один урок. Я не уверен, что уже могу задать трёпку Дамиану.

— С удовольствием.

Сержант Вайн уже уехал из Браунскомб-Холла. В ближайшие двенадцать часов он должен был либо предъявить Джимми обвинение, либо освободить, хотя похоже было, что Джимми не особенно интересуют его права, и он спокойно встретит любое решение. Останки «Датсуна» были огорожены верёвкой, что при случае не стало бы помехой для очередной белки. Отворив входную дверь, Даффи тут же наткнулся на Дамиана; тот погрозил ему пальцем.

— Гадкий, гадкий.

— Что-что?

— Фараоны. Фараоны остались вами недовольны. Не завидую полицейским. Вы куда-то испарились, покинули место преступления. Пришлось сказать, что я всё-всё сделал один, вот этими голыми зубами тянул машину из огня, пока легионы дрожали, устрашённые.

— Не сомневаюсь, что он вам поверил.

— Вот то-то и оно. Он не поверил даже тогда, когда я рассказал ему правду. Только потому, что я такой хорошенький, этот противный сержант решил, что я не знаю, что такое ось. Сказал, что попросит вас подтвердить мои героические деяния. И где же были вы? Сбежали. Покинули нас.

— Я был… — Даффи остановился. — Вообще-то, я пил чай с матушкой Генри.

— И вы до сих пор живы? Должно быть, надевали огнеупорный комбинезон?

— Да нет, она мне понравилась. То есть, в жёны бы я её брать, наверное, не стал. — Дамиан уставился на Даффи, словно думал, да кто бы за вас и пошёл — хотел бы я знать? — Кстати, а что сталось с отцом Генри?

— Скончался от разрыва барабанной перепонки, я полагаю. Понятия не имею, тогда в этих краях Дамианом ещё и не пахло.

Даффи хрюкнул. Теперь он, пожалуй что, понимал, зачем архитекторы, которые строят дома для шикарных, предусматривают в них комнаты специально для джентльменов. Они там прячутся, эти джентльмены, вот что они делают. Женщины, такие, как матушка Генри, специально носят розовые кроссовки, чтобы иметь возможность бесшумно к ним подкрасться и подсмотреть, что и куда вставляется.

— Она Генри вздохнуть спокойно не даёт.

— Он, похоже, этого уже и не замечает.