— Он, похоже, этого уже и не замечает. Глядит, как смышлёный абердин-ангусский бык, и такая лёгкая улыбочка, но где витают его мысли — знает бог.

— Вы, случаем, не писатель, Дамиан?

— А что?

— Ну, от вас услышишь такие слова, какие больше ни от кого не услышишь.

— Поделываю немножко то, немножко сё, — ответ Дамиана был вполне достоин хозяина дома, в котором он гостил, — у меня есть… амбиции.

— Рад это слышать. В самом деле, поздравляю. — Даффи почти не шутил; приятно было услышать от кого-то в этом доме хоть смутный намёк на то, что в будущем он собирается работать или чем-то таким заниматься. — А что она думает о планах Генри? Об ихней с Анжелой помолвке?

— Об их с Анжелой помолвке. Наверняка не то, что думала до помолвки. Она почти сорок лет твердила Генри, что он как единственный сын обязан обеспечить продолжение славного рода, но когда он только — или когда он, наконец, — привёл в дом женщину и сказал, вот та, которая создана для меня, она тут же сделала разворот на 180 градусов.

— Ей что, не нравится Анжела?

— Думаю, Анжела здесь ни при чём. Ей просто нравится держать Генри в тонусе. Ну и, конечно, то, что Энжи — уже не шестнадцать, только прибавило ей очков. Говорит, что толку жениться на женщине, которая всё равно не сможет родить ему ребёнка. Говорит, что с тем же успехом Генри мог бы трахнуть любую овцу у них в овчарне.

— Она так сказала?

— Так мне рассказал сам Генри. Его это почти позабавило.

— А что, Анжела не может иметь детей?

— Не вижу к тому никаких причин. По крайней мере, этого никто достоверно не знает. Пока мать-природа не запретит, парочку-то она родить, наверное, успеет.

— Удивляюсь, как это Генри до сих пор не пристукнул свою мамашу, — сказал Даффи. — И даже не сбежал из дома.

— Это-то они однажды попробовали. Отправили его в Аргентину — в Арджентайн, как они это произносят. Наверное, сыграло роль семейное пристрастие к солонине. Он продержался три недели. Следующим самолётом прилетел домой.

— Плохо, должно быть, в Аргентине.

— Погоняем шары перед ужином? — предложил Дамиан.

— Мне надо кое-что сделать, — ответил Даффи, — может, через денёк-другой.

— Что ж, подождём.

И Дамиан отправился к перепаханному снукерному столу. Даффи побрёл в общую комнату: там сидела Белинда, читавшая журнал «Лошади и гончие», рядом с ней над экземпляром «Обмена и купли-продажи» склонился Вик.

— Смотрю, не покупает ли кто детали для «датсуна».

— А там ещё остались детали, которые можно продать?

— Что-то всегда остаётся. В любом случае, Салли сказала, что она сейчас немного стеснена в средствах, вот я и смотрю, что я могу для неё сделать.

— По её поведению не скажешь, что она стеснена в средствах.

— Нет, не скажешь.

— Вообще-то, есть такая старомодная штука, которая называется работа, — сказал Даффи.

— Да, и ты знаешь, странное дело — эти ребятки будто никогда об этом и не слыхали.

Белинда засмеялась.

— Послушать вас, так два седобородых старца разговаривают.

— Перестань, Бел, вспомни себя. Вспомни о том времени, когда ты работала: как это было, когда ты начинала, и как стало потом.

— Да, конечно, — осторожно сказала Белинда, не вполне уверенная, годится ли такая аналогия.

— Вы о чём?

— Когда я только начинала, ещё в семидесятые, — по тону Белинды можно было подумать, что это происходило в Викторианскую эпоху, — я очень много занималась, платила большие деньги.