Дед ее исчезнувшего друга оказался бравым старичком. Густая белоснежная шевелюра, бородка клинышком, карие пронзительные глаза. Даниле он напомнил сказочника из давней детской передачи, и он сильно удивился, когда обнаружилось, что почти угадал.

— Я писал для детей сказки, — признался Николай Константинович. — Их охотно печатали, а родители читали своим детям.

— А сейчас? — обернулся к нему Данила от книжного стеллажа. — Вас издают?

— Ой, что вы, молодой человек. — Старик замахал на него руками. — Сейчас мое творчество не в формате. Не востребовано. Давно уже ничем таким не занимаюсь. Прошу вас к столу.

Дед накрыл стол на веранде старой дачи, где уже лет пятнадцать жил с Егором, сдавая городскую квартиру за хорошие деньги. Старые чашки с военной символикой, сахарница с отбитой ручкой, эмалированный зеленый чайник с закопченным дном.

— Вот крендели, крендели берите, Асенька. Их мне соседка выпекает. По моему рецепту старинному и из моих продуктов. Я раньше сам, теперь не могу. Не выходит. — Он протянул над столом сильно трясущиеся руки. — То муку просыплю, то яйца разобью. Она вызвалась помогать. Мы с Егоркой были только за.

Ася взяла с блюда крендель невероятных размеров, с сомнением подержала в руках, толкнула локтем Данилу:

— Будешь?

— Давай пополам?

— Ок. — Она отломила две трети, положила на его чайную тарелку ароматную сдобу и тепло глянула на старика: — Так что произошло, Николай Константинович? Что с Егором?

Старик сразу сник, сгорбился, уронил руки на колени. Острая бородка задрожала.

— Вы когда с ним общались в последний раз, Асенька? — поднял он на девушку увлажнившиеся глаза.

— Ну… Недели полторы назад, или две. Надо точно вспомнить. Мы были вместе на пляже. Я оставила его там и уехала домой. — Она отвела взгляд в сторону. — У меня появились срочные дела.

— И что же потом? — Старик смотрел на нее не отрываясь. — Вы больше не виделись?

— Нет. Он обещал позвонить.

— Позвонил? — встрял Данила, пережевывая крендель, который выглядел намного лучше, чем оказался на вкус.

— Нет. — Ася снова прикусила губу. На них она не смотрела.

— А вы ему тоже не звонили, Ася? — с легким укором спросил старик.

— Нет, — с легкой запинкой ответила она. — Как-то закрутилась, мачеха нагрузила делами.

Она врала! Не надо быть сыщиком экстра-класса, а Данила иногда считал себя таковым, чтобы понять — она врет. Или недоговаривает. Наверняка повздорили, она с пляжа ушла и больше не звонила. И он не перезвонил. Сушилин предупреждал и об этом.

— Этот кареглазый отрок очень нагло себя с ней ведет, — убеждал он Данилу, обкладывая со всех сторон советами.

— Почему отрок? Они же вроде ровесники. Им по девятнадцать.

— Потому что он так и не вырос, кажется, из коротких штанишек. Занимается не пойми чем. То работает, то нет. Учиться не пошел, хотя в школе был отличником. Все ищет себя.

— Может, это и неплохо.

— Может быть, только подозреваю, что его поиски затянутся. — Сушилин делал страшные глаза. — Не хочет он ничего, Данила. Или не знает чего хочет. Эта категория людей особенная. Асе с ним рядом не место. Он ее погубит.

— А ты переживаешь?

— А я переживаю. Потому что был влюблен в нее…

Данила подозревал, что чувства Виталика никуда не делись, он по-прежнему влюблен в Асю.