Он уезжал и был сильно расстроен. Чем? Так и не сказал мне.
— А с чего вы решили, что он расстроен, Николай Константинович? Шум поездов мог исказить речь и…
— Молодой человек! — Старик начал медленно вставать, опираясь ладонями в край стола. — Если я говорю, что мой внук был расстроен, значит, он был расстроен. Я стар, но не безумен!
— Простите нас. — Ася погладила старую морщинистую ладонь деда Егора. — Простите. Он что-то говорил конкретное, Николай Константинович? Когда он позвонил, о чем он говорил?
— Он почти ничего не сказал, потому что он… — Борода старика снова мелко затряслась. — Потому что Егорушка плакал, Асенька!
Глава 5
С некоторых пор он начал верить в приметы. Стареет? Возможно. Хотя ему всего сорок, не возраст для мужчины. В этом убеждала его Настенька — одна из последних его увлечений.
— Игореша, сорок лет для мужчины — самый расцвет, — мурлыкала она, цепляя острыми зубками его ухо. — Поверь мне. Я знаю, что говорю. И ты в свои сорок за пояс любого двадцатилетнего заткнешь.
Он верил и не верил. Но точно знал, что не станет состязаться ни с одним юнцом. Но, может, права Настя, и он еще не стар.
Тогда, получается, глуп, раз начал верить в приметы.
Игорь хрустнул шеей, поводив подбородком в разные стороны, и снова уставился на темно-коричневые ворота, возле которых остановил машину пять минут назад.
Почему-то, подъехав, он решил, что за этими воротами его непременно ждут гадкие новости. Чем это было обусловлено? Тем, что солнце тут же нырнуло за облако, накрыв площадку глубокой тенью? И его машина тоже оказалась в этой тени. У него тут же заныло под ребрами и в висок кольнуло: добра не жди.
Бред же, ну! Солнце сегодня весь день за облаками прячется, и это ничем, кроме ночного дождя, грозить не может. И тень, в которой очутилась его машина, ничего зловещего не предвещает. Это просто тень от высокого забора и ворот. Все! Никакого подтекста. Просто следовало признаться самому себе, что очень не хочется въезжать на территорию. Обедать с Андреем, слушать его нытье. Поддакивать подозрениям и обещать, что со всем разберется. Снова обещать.
Как он устал от всего этого! Как его достало все: и Андрей, и дочь его малахольная. У него своя жизнь может быть? Он вообще на нее имеет право? А ведь даже уже на Андрея не работает. Он числится в его друзьях, и все! Это же не обязывает разгребать чужие проблемы, так?
Он вздрогнул, когда ворота дернулись и с мягким шоркающим звуком поехали влево. Его машину увидел охранник и подсуетился, решив, что Игорь потерял брелок. А он его не терял. Вон он — на панели лежит.
— Добрый день, Игорь Игоревич.
Охранник скупо улыбнулся, шутливо отдал честь, приложив ладонь к козырьку мягкой льняной кепки. Лицо в морщинах, глаза усталые. Сутки оттрубил, сообразил Игорь. Когда-то ментом был, на Андрея тихо работал. После реформы списали по здоровью. Андрей сжалился и на ворота его поставил. Доволен ли был старый мент, нет, оставалось только догадываться. Но физиономия у него постоянно была кислой.
— Добрый, Васильев. — Игорь аккуратно въехал на территорию и кивнул на огромный дом за липами. — Как там?
— Тревожно, Игорь Игоревич. Света сбежала. Андрей Сергеевич переживает. — Бывший мент Васильев прижал ладонь к груди. — Смена была не моя.
Значит, говорить с ним без толку. Игорь кивнул и поехал дальше. Едва не ткнувшись передним бампером в огромный вазон с розами — он всегда так парковался, фишка у него была такая, — он заглушил мотор и выбрался из машины. Взгляд тут же отыскал окна кабинета Андрея на втором этаже слева — плотно занавешены. |