Капитан Файндхорн выпрямился, плотнее укутал шею полотенцем, стер соль с глаз и губ и взглянул на другую сторону капитанского мостика, где стоял Николсон, стоял абсолютно прямо, не прячась от дождя и ветра. Руки его легко касались поручней мостика, а внимательные голубые глаза медленно оглядывали скрывающийся в темноте горизонт. Лицо оставалось равнодушным и неподвижным. Ветер или дождь, невыносимая жара Персидского залива или сильная метель в январе на Шельде – все это не имело для Джона Николсона никакого значения. У него был иммунитет против всего этого. Погодные условия никак не воздействовали на него, оставляя его всегда равнодушным и невозмутимым. Узнать его мысли или угадать их было невозможно.

Ветер медленно, очень медленно слабел. Стремительно густея, заканчивались короткие тропические сумерки, а море все еще оставалось молочно‑белым, постепенно погружаясь в темноту. Файндхорн мог видеть эту переливающуюся, светящуюся воду по левому и правому борту, мог наблюдать, как она пенится за кормой, но ничего не видел впереди. «Вирома» шла на север, прямо навстречу штормовому ветру, и проливной дождь, странно холодный после жаркого дневного зноя, летел почти горизонтально спереди и справа через мостик, тысячами иголок впиваясь в немеющее лицо и выбивая слезы из прищуренных глаз, жаля и ослепляя.

Капитан Файндхорн нетерпеливо помотал головой, стараясь стряхнуть волнение и усталость. Он позвал Николсона, но тот ничего не услышал. Файндхорн сложил рупором ладони и вновь крикнул, понимая, что в порывах ветра, грохоте волн, разбивающихся о нос корабля, и надсадном вое двигателя вряд ли его слышно. Он прошел через мостик к Николсону, тронул того за плечо и кивнул в сторону рулевой рубки. Оба направились туда и, едва войдя, сразу задраили винты входной двери. Оказавшись в сухости, тепле и почти сказочном спокойствии рубки после рева шторма, порывов ветра и дождя, они не сразу пришли в себя.

Файндхорн насухо вытер голову полотенцем, подошел к иллюминатору и всмотрелся в экран четкого вида – стеклянный диск, вращающийся с большой скоростью посредством электромотора. При нормальных дожде и ветре экран благодаря центростремительной силе оставался чистым от брызг и обеспечивал хорошую видимость, но подобный шторм и темноту нельзя было назвать нормальными условиями. Раздраженно пробурчав что‑то, Файндхорн отвернулся.

– Итак, мистер Николсон, что вы скажете об этом?

– То же, что и вы, сэр. – Николсон был без фуражки, светлые волосы прилипли ко лбу. – Впереди ничего не разглядеть.

– Я имею в виду другое.

– Понимаю, – улыбнулся Николсон, с трудом удерживаясь на ногах при неожиданном крене задрожавшего судна. – Впервые за последнюю неделю мы находимся в безопасности.

– Кажется, вы правы, – кивнул Файндхорн. – Даже сумасшедший не станет искать нас в такую ночь. Драгоценные часы безопасности, Джонни, – пробормотал он, – и для нас гораздо лучше было бы использовать эти часы, чтобы увеличить разрыв между собой и братцем японцем.

Николсон взглянул на капитана и снова отвел глаза. О чем он думал, понять было невозможно, но Файндхорн, по крайней мере, знал, о чем тот должен был думать, и тихо выругался про себя. Его предложение было настолько заманчивым, что Николсону оставалось только согласиться с ним.

– Возможность выжить в таких условиях весьма мала, – вновь заговорил Файндхорн. – Поглядите, какая темень. У нас остается все меньше шансов найти кого‑либо. И как вы сами сказали, мы ни черта не можем разглядеть впереди. А вот возможность напороться на риф или даже на приличного размера островок для нас весьма высока. – Он бросил взгляд в боковой иллюминатор на неистовствующий там дождь и низкую рваную тучу. – Пока все это продолжается, даже звезды увидеть нет никакой надежды.