|
- Почему бы и нет, поскольку операция была удачная и температура у него нормальная. Хотите пройти к нему? Пьер Ле Кленш лежал один в маленькой, оклеенной моющимися обоями палате, где царила влажная жара. Он смотрел, как Мегрэ приближался к нему, и светлые глаза его были спокойны. - Видите, все сделано как нельзя лучше. Через неделю он встанет на ноги. Правда, может быть, будет хромать, потому что сухожилие в бедре оказалось порванным. И ему придется быть осторожным. Оставить вас наедине? Поразительно! Накануне сюда привезли бездыханное тело, окровавленное, грязное, и можно было поклясться, что в нем не оставалось даже искры жизни. А теперь Мегрэ видел белоснежную постель, лицо, правда, немного осунувшееся, немного бледное, но такое спокойное, какого он никогда не видел у Ле Кленша. Может быть, поэтому Мегрэ колебался? Он ходил взад и вперед по палате, остановился у двойной рамы окна, откуда был виден порт и траулер, где суетились люди в красных свитерах. - У вас хватит сил поговорить со мной? - внезапно проворчал Мегрэ, повернувшись к кровати. Ле Кленш слегка кивнул. - Вы знаете, что официально я не имею отношения к делу? Мой друг Жориссан попросил доказать вашу невиновность. Я это сделал. Вы не убивали капитана Фаллю. Комиссар глубоко вздохнул. Потом, чтобы поскорей со всем покончить, прямо перешел к своей теме: - Скажите мне правду о событиях третьего дня рейса, то есть о гибели Жана Мари. Мегрэ избегал смотреть в лицо раненому. Он набивал трубку, чтобы чем-нибудь заняться, и, так как молчание длилось слишком долго, он негромко начал: - Это было вечером. На палубе стояли только вы и капитан Фаллю. Вы были вместе с ним? - Нет. - Капитан прогуливался возле кормовой надстройки? - Да. Я только что вышел из своей каюты. Он меня не видел. Я наблюдал за ним, так как чувствовал что-то ненормальное в его поведении. - Вы тогда еще не знали, что на борту есть женщина? - Нет. Я думал, он потому так тщательно закрывает свою дверь, что держит у себя контрабандные товары. Голос у Ле Кленша был усталый. Но он стал громче, когда радист произнес: - Это самая ужасная вещь, какую мне приходилось видеть, господин комиссар. Кто его выдал? Скажите мне. И он закрыл глаза, как закрыл их, когда собирался пустить себе пулю в живот, выстрелив из кармана. - Никто. Капитан, должно быть, прогуливался в нервном состоянии, не проходившем у него со времени отплытия. Но кто-то ведь оставался у штурвала? - Рулевой. Он не мог видеть нас: было темно. - И тут явился юнга... Ле Кленш прервал его и приподнялся, ухватившись руками за шнур, подвешенный к потолку, чтобы ему легче было двигаться. - Где Мари? - В гостинице. Приехал ее отец. - Чтобы увезти ее. Да, это хорошо. Надо, чтобы он ее увез. И главное, пусть она не приходит сюда. Он разгорячился. Голос его стал глуше, говорил он отрывисто. Чувствовалось, что у него поднимается температура. Глаза его заблестели. - Не знаю, с кем вы уже говорили. Но теперь я должен сказать все. - Он волновался, и так сильно, что можно было принять его слова за бред. - Это неслыханно! Вы не знали мальчишку. |
