– Герцогиня, я теряюсь в догадках относительно того, кто задумал этот бал, – сказал он, кружа с ней по залу. – Уж конечно не Кэбот-Флинты.
– Ну хорошо, – ответила она. – Я немного приложила к этому руку.
– Получилось очень оригинально. Примите мои поздравления.
Ленг поразмыслил над этим занимательным известием. Кто же такая эта герцогиня? Должно быть, город полон слухов о ней, но Ленг, мало связанный с этими кругами общества, ничего не знал.
Придется во всем разбираться самому.
– Меня заинтересовал ваш отец, герцог, – продолжил он. – Какими химическими исследованиями он занимался?
– У него были необычные интересы и идеи… в области химии, я хотела сказать.
Похоже, она не очень-то желала это обсуждать.
– Я тоже увлекаюсь химией, – признался он. – В особенности тем, что Берцелиус назвал «органической химией», изучением соединений, полученных из органических источников.
– Как интересно! Мой отец занимался тем же.
И все же она не стала вдаваться в подробности.
Вальс закончился, они остановились, разошлись и опустили руки. От быстрой пляски на щеках герцогини выступил румянец.
– Могу я надеяться на следующий танец? – спросил Ленг.
– Можете.
К удивлению Ленга, оркестр заиграл струнный квартет Дворжака. Вряд ли эту музыку, медленную, исполняемую в tempo rubato, можно было назвать танцевальной, и Ленг заметил, что многие пары растерялись, не зная, как подстроиться под нее. Но только не герцогиня, которая шагнула в центр зала, готовая кружить снова. Остальных подбодрили скользившие по залу полуобнаженные танцовщики из Ла Скала. Ленг поймал ультрасовременный ритм музыки и повел свою партнершу.
– А из чего состоял кабинет диковин вашего отца? – спросил Ленг.
– Он тоже был связан с химией. И выглядел необычно. Множество бутылок самых разных цветов. Отец коллекционировал органические соединения, добытые из насекомых, цветов, корней и листьев, внутренние органы животных и птиц, железы змей, пауков, жаб и тому подобное. – Она замялась. – Больше всего его занимала биологическая активность ядов.
Услышав это, Ленг едва не сбился с ритма, но быстро исправился.
– Вот как? Возможно, это объясняет ваш интерес к Лукреции Борджиа.
– Я давно поняла, что бедняжку Лукрецию окружали жестокие и властные мужчины. Но с помощью маленького полого кольца она отобрала у них силу и почти в буквальном смысле слова взяла в свои руки, пользуясь ею при необходимости.
– Можно посмотреть на это и так, – задумчиво проговорил Ленг. – Могу я спросить, где теперь кабинет диковин вашего отца?
– Увы, на дне Атлантики. Но у меня сохранились его бумаги и формулы.
Ленг прикусил язык, чтобы удержаться от дальнейших расспросов. «Doucement, – убеждал он себя. – Doucement».
– А что навело вас на мысль одеться Савонаролой?
– Признаюсь, меня всегда привлекал его мрачный взгляд на человечество. Хотелось бы мне стать свидетелем его «костра тщеславия». До чего жуткое, верно, было зрелище!
– Этот бал – тоже костер тщеславия в своем роде. Вы согласны, доктор?
– Согласен, ваша светлость, – сказал Ленг, снова пораженный тонкостью ее наблюдений.
Зазвучала кода квартета, танец завершился, и они снова разошлись. Ленга так и подмывало попросить о следующем танце, но он понимал, что это будет нарушением этикета. Однако он еще не закончил с герцогиней, вовсе нет. Просто бал – неподходящее место и время для столь занимательной беседы. |