|
Знаете, – продолжал он, – когда мне говорят о людях, которые непрерывно стараются всех и каждого исправить и превра-тить в совершенство, то я просто расстраиваюсь. Исчезни грех, и литература отойдет в область предания. Без преступного элемента мы, сочинители, умрем с голоду. – А по-моему, – сухо возразил Джефсон, – беспокоиться не о чем. С самого сотворения ми-ра одна половина человечества упорно старается «исправить» другую, и все же никому не уда-лось изжить человеческую природу: она проявляет себя везде и всюду. Подавлять зло – это то же самое, что подавлять вулкан: заткни его в одном месте, он прорвется в другом. На наш век греха еще хватит. – Нет, я не разделяю твоего оптимизма, – отвечал Мак-Шонесси. – Мне кажется, что пре-ступления, во всяком случае интересные преступления, почти совсем перевелись. Пираты и раз-бойники с большой дороги фактически уже уничтожены. Любезный нашему сердцу старый кон-трабандист Биль перековал свою саблю на полупинтовую кружку с двойным дном. Распущены отряды вербовщиков, в былые времена всегда готовые освободить героя от грозящих ему брач-ных уз. У берега не найдешь уже парусного суденышка, на котором можно было бы увезти по-хищенную красотку. Мужчины решают «дела чести» в суде, откуда выходят здравы и невреди-мы, а от ран страдают одни их кошельки. Нападение на беззащитных женщин стало возможным только в трущобах, где не бывает героев и где роль мстителя выполняет ближайший мировой судья. Наш современный взломщик – это обычно какой-нибудь безработный зеленщик. Его «до-быча» – пальто или пара сапог, но и их он не успевает унести, так как обыкновенная горничная захватывает его на месте преступления. Самоубийства и убийства становятся с каждым годом все реже. Если так пойдет дальше, то через какой-нибудь десяток лет насильственная смерть станет неслыханным делом и рассказ об убийстве будут встречать смехом, как нечто слишком неправдоподобное, а потому совсем неинтересное. Некоторые досужие люди заявляют, что седьмой заповеди следует придать силу закона. Если они добьются своего, то авторам придется последовать обычному совету критиков и удалиться от дел. Повторяю, у нас отнимают одно за другим все средства к существованию; писатели должны были бы организовать общество по поддержанию и поощрению преступности. Высказывая эти соображения, Мак-Шонесси хотел главным образом возмутить и огорчить Брауна, и это ему прекрасно удалось. Браун – серьезный молодой человек, во всяком случае он был таким в описываемое время, и он чрезвычайно высоко – многие сказали бы, что даже слишком высоко, – ставил значение литератора. По мнению Брауна, бог создал вселенную для того, чтобы писателям было о чем писать. Сначала я думал, что эта оригинальная идея принадлежит самому Брауну, но с годами понял, что она вообще очень распространена и популярна в современных литературных кругах. Браун стал спорить с Мак-Шонесси. – По-твоему, выходит, – сказал он, – что литература является паразитом, существующим за счет зла. – Да, именно, и ничем иным, – продолжал, увлекаясь, Мак-Шонесси. – Что стало бы с ли-тературой без человеческой глупости и без греха? И что такое писательская работа? Ведь быть писателем – это значит добывать себе пропитание, роясь в мусорной куче людского горя. Пред-ставьте себе, если можете, идеальный мир, мир, в котором взрослые люди никогда не говорят глупостей и не поступают безрассудно, где маленькие мальчики никогда не шалят и дети не де-лают неловких замечаний; где собаки никогда не дерутся и кошки не задают ночных концертов; где муж никогда не бывает под башмаком у жены и свекровь не ворчит на невестку; где мужчи-ны никогда не ложатся на постель в ботинках и моряки не ругаются; где водопроводчики ис-правно выполняют свою работу и старые девы не одеваются как молоденькие девушки; где не-гры никогда не крадут кур, а человек, полный чувства собственного достоинства, не страдает морской болезнью! Без всего этого – что останется от вашего юмора и острот?. |
