|
Глава IX Спор начался с того, что я предложил женить нашего злодея на дочери местного аптекаря, благородной и чистой девушке, скромной, но достойной подруге главной героини. Браун не со-гласился, считая такой брак совершенно невероятным. – Какой черт заставит его жениться именно на ней? – спросил он. – Любовь, – ответил я, – любовь, которая вспыхивает таким же ярким пламенем в груди последнего негодяя, как и в гордом сердце добродетельного юноши. – Что же мы, – строго возразил Браун, – собираемся балагурить и смешить читателя или мы пишем серьезную книгу? Ну чем такая девушка, как дочь аптекаря, может привлечь такого пар-ня, как Рюбен Нейл? – Всем, – вырвалось у меня. – В моральном отношении эта девушка его полная противопо-ложность. Она красива (если недостаточно, то мы слегка добавим ей красок), а после смерти от-ца она получит аптеку. К тому же, – прибавил я, – если читатель так и не поймет, что же в конце концов заставило их пожениться, то тем естественнее это будет выглядеть. Браун не стал больше спорить со мной и повернулся к Мак-Шонесси: – А ты можешь себе представить, чтобы наш друг Рюбен воспылал страстью к такой де-вушке, как Мэри Холм, и женился на ней? – Конечно, – подтвердил Мак-Шонесси, – я могу представить себе все что угодно и пове-рить любой нелепости, совершенной любым человеком. Люди бывают благоразумны и поступа-ют так, как можно от них ожидать, только в романах. Я знал, например, старого морского капи-тана, который по вечерам читал в постели «Журнал для молодых девушек» и даже плакал над ним. Я знал бухгалтера, который носил с собой в кармане томик стихов Браунинга и зачитывался ими, когда ехал на работу. Я знал одного врача, жившего на Харли-стрит. В сорок семь лет он внезапно воспылал непреодолимой страстью к американским горам и все свободное от посещения больных время проводил около этих аттракционов, совершая одну трех-пенсовую поездку за другой. Я знал литературного критика, который угощал детей апельсинами (притом, заметьте, не отравленными). В каждом человеке таится не одна какая-нибудь личность, а целая дюжина. Одна из них становится главной, а остальные одиннадцать остаются в более или менее зачаточном состоянии. Однажды я встретился с человеком, у которого было две одинаково развитые личности, и это привело к самым необыкновенным последствиям. Мы попросили Мак-Шонесси рассказать нам эту историю, и он согласился. – Это был человек, учившийся в Оксфорде и принадлежавший к колледжу Баллиол, – на-чал он. – Звали его Джозеф. Он состоял членом клуба «Девоншир», держался страшно высоко-мерно и издевался надо всем. Он издевался над «Сатердей Ревью», называя его любимой газетой пригородных литературных клубов, а журнал «Атенеум» он окрестил профессиональным орга-ном писателей-неудачников. Он считал, что Теккерей вполне заслужил славу любимого писателя мелких конторских служащих, а Карлейль, по его мнению, был только добросовестным ремесленником. Современной литературы он не читал, что не мешало ему критиковать ее и относиться к ней с пренебрежением. Из всех писателей девятнадцатого века он ценил только нескольких французских романистов, о которых никто, кроме него, ничего не слыхал. Он имел свое собственное мнение о господе боге и заявлял, что не хотел бы попасть на небо потому, что там наверняка засели все клефемские ханжи и святоши. От юмористических произведений он впадал в тоску, а от сентиментальных-заболевал. Искусство раздражало его, а науку он находил скучной. Он презирал свою собственную семью и не любил чужих. Для моциона он зевал, а участие его в разговоре проявлялось обычно в том, что, при случае, он пожимал плечами. Его никто не любил, но все уважали. Казалось, живя среди нас, он делает нам снисхожде-ние и мы должны быть благодарны ему за это. |
